– В расследовании любого преступления, как мне представляется, важно установить мотив. Думаю, не просто так убийца оставил на стене эту надпись. Он явно хотел что-то этим сказать. Например, что значат слова «пришел на чужую землю и захватил ему не принадлежащее»? Может, в них сокрыт ключ к разгадке этой тайны?
Капитан Иванов задумался.
– Хотите сказать, что убийство может быть связано с профессиональной деятельностью жертвы?
– Наверняка. Иначе как объяснить эти слова? Убийца явно считает себя судьей и палачом в одном лице. Он вынес приговор, он же привел его в исполнение. То есть с его точки зрения это не убийство, а справедливая казнь! Он просто воздал по заслугам. Вопрос: «Что же такого натворил этот Ледяев, что его постигла такая участь?»
Я вернул фотоснимок, а капитан Иванов сосредоточенно глядел на надпись, явно обдумывая наш разговор.
– Что ж, – сказал он, поднимаясь с места. – Спасибо…
– Всегда рад помочь нашим правоохранительным органам, – вежливо и не вполне искренне отозвался я, позабыв на мгновенье о том, как этот человек немногим ранее грубо допрашивал меня.
– А вы, – усмехнулся он, – кажется, несколько знакомы со спецификой розыскной работы. Откуда?
– В свое время я получил юридическое образование, а, кроме того, являюсь автором нескольких детективных произведений…
– Вот как! – он состроил удивленный вид и протянул мне руку. – Рад был с вами познакомиться… На тот случай, если мне снова понадобится ваша консультация, вы не могли бы оставить свой номер телефона?
Уже на выходе из кабинета этот господин-полицейский обернулся и напомнил мне о необходимости хранить в тайне содержание нашего разговора.
И этот разговор длился больше часа, так что, когда я вернулся в аудиторию, мои студенты уже расходились…
***
Что касается моей новой знакомой, – той, которую в прошлый раз я невольно довел до слез, – в последующие дни, когда установилась, наконец, теплая погода, я несколько раз видел ее на бульваре, в сквере, среди художников. Весной, во время сессии они практиковались в живописи, изображая на своих полотнах природу, отходящую от зимнего сна. Я не заговаривал с ней, а она была погружена в работу с головой или просто делала вид, что не замечает меня. Во всяком случае, я испытывал чувство жалости к этой женщине, – каждый раз, вспоминая ее слова, сказанные с надрывом, и ее лицо с глазами, полными слез, ее неподдельное горе, – да и зачем было врать? Все, в том числе седина волос, замеченная мною в прошлый раз, свидетельствовало, что она и впрямь пережила многое в своей жизни. Да, Владислава не оставила меня равнодушным, – это была любовь, но, скорей, в христианском смысле, то есть любовь брата к сестре. Плотского влечения не было, – по крайней мере, в то время…