(которая в нормативном использовании может быть связана только с человеком) олицетворяется
лестница: идиома здесь становится маркированным средством построения метафорического образа. При этом само значение идиомы не отходит от словарного, а семантический сдвиг возникает за счет контекста, не свойственного нормативному употреблению этого устойчивого сочетания.
Примеры даны списком, в хронологическом порядке, как правило без комментария.
Когда глаза / Горят, как свечи, / Среди белого дня? («Твоя веселая нежность…», 1909)
Но, как безумный, светел день («Silentium», 1910)
Играет мышцами крестовый легкий свод («Notre Dame», 1912)
Царской лестницы ступени / Покраснеют от стыда («– Как этих покрывал и этого убора…», 1915)
На страшной высоте блуждающий огонь («На страшной высоте блуждающий огонь…», 1918)
Розу кутают в меха («Чуть мерцает призрачная сцена…», 1920)20
И на пороге тишины («Где ночь бросает якоря…», 1920)
И молодую силу тяжести21 («Опять войны разноголосица…», 1923–1929)
И альфа и омега бури («Опять войны разноголосица…», 1923–1929)
Как мертвый шершень, возле сот, / День пестрый выметен с позором («Грифельная ода», 1923)
И под сурдинку пеньем жужелиц («Как тельце маленькое крылышком…», 1923)
До оскомины зеленая долина («Канцона», 1931)
Он с Моцартом в Москве души не чает («Полночь в Москве…», 1931)
Глубокий обморок сирени («Импрессионизм», 1932)
Шум на шум, как брат на брата («Стихи о русской поэзии, 2», 1932)
И когда захочешь щелкнуть, / Правды нет на языке («Стихи о русской поэзии, 3», 1932)
Скажите мне, друзья, в какой Валгалле / Мы вместе с вами щелкали орехи («К немецкой речи», 1932)
О, радужная оболочка страха! («Как соловей, сиротствующий, славит…», «<Из Петрарки>», 1933)
И как руда из груди рвется стон («Преодолев затверженность природы…» («Восьмистишия, 9»), 1934)
Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах («День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…», 1935)
Расширеньем аорты могущества в белых ночах – нет, в ножах («День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…», 1935)
И зеркало корчит всезнайку («На мертвых ресницах Исакий замерз…», 1935)
Последний, чудный черт в цвету! («За Паганини длиннопалым…», 1935)
Стук дятла сбросил с плеч… («Стансы», 1935)
Речек, бающих без сна («Как подарок запоздалый…», 1936)