А Степан уже не слышал её слов: он уснул прямо на прогретых солнечными лучами досках мостка, разомлевший от соседской самогонки.
С тех пор к Окороку деньги валили валом. За что бы он ни брался, всё делал с большой выгодой. И, когда деньгами были уже забиты все тайники и загашники, решил этот хапуга уехать в заморские страны и начал продавать всё своё имущество.
Однажды, когда Степан, как всегда, сидел на мостках и любовался вечерним закатом, рыбина неожиданно, с большим интересом спросила его:
– Степан, а почему ты до сих пор не женишься и живёшь один, как бобыль? Неужели в вашем селе нет достойной женщины, с которой можно было бы связать свою судьбу? Ведь ты же уже в зрелом возрасте.
– Это так, – вздохнул рыбак, – но я, кроме рыбной ловли ничего не умею делать, а она большого дохода не приносит. Впору лишь себя только прокормить. А привести женщину в ту халупу, в которой я живу – просто за себя стыдно. Потому и живу один.
– Но ведь ты за других людей просишь, а для себя ещё ни разу не попросил ничего.
– Да за себя просить как-то стыдно мне.
– Ладно, купи себе лотерейный билет и жди, что будет. Да смотри, распорядись выигрышем по-умному, по-хозяйски.
Степан так и сделал: купил лотерейный билет, и на него действительно вскоре выпал самый крупный денежный выигрыш, на который он купил добротный дом Окорока, уезжавшего на новое местожительство. После покупки дома Степан радостный и довольный снова пришёл на мостки.
– Теперь тебе хозяйку в новый дом надо, – игриво сказала Плотва, виляя хвостом.
– Да уж и не знаю, кто за меня замуж осмелится пойти за пенька старого. Видимо, так и придётся век одному доживать, – рыбак даже расстроился от подобной мысли, хотя вроде бы уже и привык к доле бобыля.
– Ладно, приходи завтра сюда в это же время. Здесь будет женщина полоскать бельё. Если понравится – женись, а не понравится – столкни её в воду.
– А вдруг она плавать не умеет, – засомневался рыбак.
– Умеет, – засмеялась рыбина, – да ещё и как умеет.
На следующий день Степан начистил до блеска свежим дёгтем свои кирзовые сапоги, набросил на плечи почти новую кацавейку, доставшуюся ему в наследство ещё от де-да или даже от прадеда. Эту кацавейку тот одевал только по большим праздникам и гуляниям. Натянув набекрень картуз, Степан оказался при полном параде и пошёл к озеру, торопясь и волнуясь от предстоящей неизвестной встречи.