У окружающих она вызывала возвышенные чувства, на нее хотелось смотреть бесконечно долго, любуясь ее светом, ее легкостью и магией. Ей хотелось посвящать стихи, петь песни, сочинять для нее музыку. Поэт назвал бы ее своей музой, художник – Венерой, а музыкант сказал бы, что она и есть сама музыка, пришедшая внезапно, в порыве вдохновения, попав в самое сердце.
Но со всеми своими прелестями Марго досталась Вадику, который не был ни поэтом, ни художником, и к музыке не имел ни малейшего отношения. Вадик был серьезным человеком. Он каждое утро уезжал в свой офис, находящийся в небоскребе, и решал там какие-то финансовые дела. Это все, что Марго знала о Вадике. Он оплачивал все ее счета, полностью содержал, никогда не скупился, и Марго не интересовалась, где и как он зарабатывает. Он не писал ей стихи, вдохновляясь ее чувственным образом, не сочинял музыку, но он щедро оплачивал все ее спа, макияжи, массажи, и еще кучу ненужных услуг для красивой молодой девушки, которые впаривают салоны красоты, лишь для того только, чтобы «держать себя в тонусе».
С Вадиком они познакомились год назад на какой-то выставке, посвященной давно забытому миром художнику. Саму выставку Марго конечно не запомнила, но знаменательную встречу с любимым помнила четко, каждую деталь. Картины на стенах слились в единую пеструю массу, вокруг мелькали чьи-то расплывчатые лица, и Марго уже хотела бежать отсюда прочь, как вдруг увидела его. Из всей толпы незнакомых теней она ясно разглядело его лицо. Он взял ее за руку и уверенно вывел на воздух, отчего ей сразу стало легче дышать. Всю ночь они гуляли, а под самое утро пришли к Вадику домой и с тех пор больше не расставались.
Единственное, что разбавляло счастливую, безмятежную жизнь Марго были тревожные сны. Каждый сон начинался одинаково. Сначала она шла по цветущему полю, которое медленно умирало, роняя последние багряные лепестки в кровавом закате, и вдруг она ощущала, что она и есть это поле, и есть в ней часть этого мира, неизбежно погибающего от старости. То ей вдруг казалось, что она стоит за витриной, подобно экзотическому цветку, насильно выставленному на продажу. Она стучит по толстому стеклу, но никто ее не слышит, вокруг только равнодушные к ее горю лица. А однажды, ей приснилось, что она лежит на помойке, одинокая, дряхлая, выкинутая безжалостным миром из благополучной жизни, как старый, отслуживший свой срок букет.