Пока колонна пленных двигалась по родной деревне Федьки, никто не вышел со двора, казалось, здесь нет живых людей. Но они были в каждом дворе, и за людьми, с трудом переставляющими ноги, изможденными жарой, голодом и безысходностью, наблюдала не одна пара глаз. Им еще было непонятно, что это за люди, почти все в военной форме, и какое же они совершили преступление, чтобы нести такое наказание. Некоторые, кто был постарше, такие как Федор, Иван Стецов да и Остап, задавались вопросом: «Неужели это пленные наши солдаты?» И подымался из живота к груди страх беды, рисовалась картина пекла, о котором часто говорила юродивая Ксения. Она проходила по деревне и, останавливаясь у чьего-либо двора, говорила: «Будете гореть в огне, попадете в пекло, отступились от Бога, такое вам наказание». Ей старались что-нибудь дать и отправить поскорее от двора подальше, а та шла, снова останавливалась и произносила те же слова. Вот напасть какая-то, ходит здесь и наговаривает разное, лучше бы молитву какую читала – такие и подобные мысли возникали у однобоковчан, провожавших Ксению взглядом.
В обед колонна пленных вступила в Гребени. Здесь можно было видеть их жителей, первой вышла к самой дороге старая сгорбленная бабка Авдотья, она остановилась, оперлась двумя руками на посох и внимательно стала смотреть на проходящих мимо солдат. Иногда она отрывала руку от посоха и осеняла крестом идущих, можно было слышать ее негромкие слова: «Матерь Божья, заступница наша, спаси и помилуй их, грешных, спаси и помилуй», – потом она снова хваталась за посох и выжидала. К ней приближался конвоир с собакой и что-то ей кричал, по-видимому, требовал, чтобы она отошла подальше от дороги. Овчарка стала рваться и лаять на бабку, пленные и жители со своих дворов со страхом ожидали жуткой картины. Авдотья не двинулась с места, только перекрестила приближающуюся собаку, и конвоир натянул поводок, требуя, чтобы овчарка шла рядом. Авдотья простояла, пока колона не скрылась за домами. Вышло несколько еще жителей, они пытались бросить в колонну хлеб, началась давка, прозвучали выстрелы и люди бросились к своим дворам.
За Гребенями, в стороне от дороги, пленные увидели поле, неглубоким котлованом вытянувшееся километра на полтора в сторону речки. Оно почти все было огорожено колючей проволокой, натянутой на столбы выше человеческого роста. Конвоиры направили колонну к воротам, сделанным из такой же проволоки. «Вот и дом наш», – услышал чей-то шутливый голос Федька. Он двигался из последних сил, а открыл глаза, когда уже не было видно солнца, и почувствовал запах хлеба и картошки.