С тем и ушел Федор домой, озадаченный сговорчивостью Остапа. А вечером следующего дня в мастерской перед Федором стояла пара граблей и корзины, накрытые брилем.
– Пусть будет это в радость твоим гостям, – только и сказал Остап. Федор осмотрел сделанное Остапом, достал из своей корзинки глиняный жбан с молоком, поленицу испеченного женой хлеба и кусок сала, завернутый в холстину, также молча все поставил на верстак, что был в мастерской. Присел на колоду и заговорил:
– А давай, Остап, я тебе буду приносить, что жена приготовит и сложит в корзину, а гроши мне тоже не надо.
Остап сидел на плетеной табуретке, сложив на колени руки с тонкими и длинными пальцами, и продолжал молчать. Наконец, хлопнув ладонью по колену, произнес:
– Без грошей брать не буду, назначь свою цену.
Федор понял, что так оно и будет, и назвал цену. Пожав друг другу руки, они разошлись, и с того дня между Федором и Остапом сложились непонятные для жителей Однобочки отношения. «Вот ты скажи, чем так полюбился Федор Остапу», – судачили деревенские бабы, а потом в деревне к этому привыкли, и если надо было решить с Остапом, казалось бы, неразрешимую проблему, сразу шли к Федору, а тот уже сам говорил, будет ли просить Остапа или нет.
В деревне Остап числился единоличником. Когда образовывался колхоз, сколько к нему ни приходили агитировать вступать, он отвечал коротко: «А какая с меня будет в колхозе польза, хозяин я никакой, у меня все хозяйство жена ведет, а коши могу плести и без колхоза». Портил своей несговорчивостью Остап отчетность руководству колхоза, а поделать с ним ничего не могли, был он со своим ремеслом очень нужным человеком не только для Однобочки, но и для всей округи. Два его сына, старший Демид и младший Колька, никак не походили характерами на Остапа, и сколько ни прикладывал Остап усилий научить их работать с прутьями и лыком, ничего не получалось. Тянулись сыновья больше к учебе и книжкам.
Взял как-то Остап старшего сына Демидку на заготовку прутьев, тот отошел в сторонку, будто прутья рубить, присел, достал книгу из-за пазухи и стал читать. В обед Остап подходит посмотреть на работу сына, а Демидка сидит, не отрываясь, книжку читает и отца не видит. Такая вольность детей по отношению к работе очень не поощрялась старшими в деревне, не будет с такого чада толку, выносился суровый приговор тому вольнодумцу, а от более суровых родителей можно было быть битым нещадно. Остапа зло охватило, он как держал в руках срубленную тонкую березку на грабильню, так и замахнулся ею, чтобы б ударить по спине, а Демидка, не шелохнувшись, продолжал читать. Плюнул Остап, отбросил ту березку, только и сказал «Видно, не будет с тебя толку». Демидка вскочил, смотрит испуганно на отца, а тот, не оборачиваясь, схватил вязанку прутьев и зашагал в сторону деревни. Тогда запала обида у Остапа на старшего сына, словно стена появилась между ними, стена из прутьев. Вскоре в деревню прислали учителя по фамилии Миллер, Демидка сдружился с ним, начал ходить к нему на занятия и почти все вечера проводил в избе-читальне. Учитель хорошо знал немецкий язык, и вскоре старший сын Остапа на удивление односельчан мог говорить на том немецком языке. Разлетелись слова учителя по деревне, что Демидка имеет большие способности к познанию заграничных языков, и долго это обсуждалось.