дернулась, но мгновение спустя схватила кусочек и снова ускользнула через решетку.
Как сильно он ей завидовал.
Он положил остаток хлеба в рот. Кусок был настолько сухим, что ему пришлось ждать, пока слюна не смягчит его. И все же он не мог отказаться от этой еды. Корка хлеба была единственной пищей, которую он сегодня получил. Гвардейцы приходили к нему раз в день. Они приносили немного воды и бросали через решетку что-то едва съедобное, чего не стали бы есть даже свиньи. Другой человек давно умер бы от такого обхождения; но в то время, как разум мужчины медленно угасал, тело его оставалось предательски крепким. Предположительно обреченный на вечную жизнь, он не надеялся умереть естественной смертью. Трудно уйти из жизни, когда имеешь целительские способности.
В начале своего заключения он в ложной надежде умереть пытался покончить с жизнью. Он бился головой о прутья железной решетки, силился прокусить себе вены, останавливал дыхание до тех пор, пока его легкие не начинали разрушаться, потому что не мог выносить мысли о вечности в этой тьме. Но в какой-то момент он отказался от этих попыток. Дело в том, что лишить жизни Бессмертного Хранителя можно было лишь несколькими способами. Например, обезглавить или вырвать у него сердце. Или убить магическим оружием. Попытки самоубийства приносили ему только дикую боль, что в конце концов и остановило его. Тем не менее страдания, которые он испытывал в те дни, когда ощущал жжение и пульсацию ран, напоминали ему, что, несмотря на магию, растекшуюся по его жилам, он оставался человеком, и ему очень нужна была эта память.
Снова и снова он бился затылком о каменную кладку, пока боль не пронзала его и он не впадал в тревожный полусон. Сегодня, как и каждый день и каждую ночь в темнице, он пребывал в беспокойном состоянии между сном и реальностью. Чаще всего его мучили кошмары, видения из прошлого, возвращавшие его вновь в кровавую бойню, в которой ему предстояло участвовать. Но будили его не только жуткие сны. Он слышал звуки, которые издавали другие пленники. Плач. Кашель. Стон. Рвота. Голоса. Шаги…
Он рывком сел, прислушиваясь к эху звуков, которых не могло быть в этом месте. В темноте нельзя было понять, сколько точно сейчас было времени, но для следующей порции воды было слишком рано. К тому же шаги звучали неправильно. Они не были жесткими и властными, как у гвардейцев, наоборот, казались робкими и почти бесшумными. Если бы не его обостренные магией чувства, он бы, наверное, их даже не расслышал. Шаги звучали то громче, то снова тише. Казалось, что шел совершенно дезориентированный человек, заблудившийся в лабиринте подземелья. Вдруг ему показалось, что он слышит тонкий голос, который произносит его имя, но этого быть не могло. Значит, безумие настигло его.