– Тропа, – произнес Каспар, когда караван подошел к опушке и соединился с отрядом Петерфинна. – Она ведет куда тебе надо? – спросил он у восседающего на месте возницы Паласара.
– Будем уповать, – с фатализмом, к которому окружающие начали привыкать, ответил Паласар. – Другой тропы окрест я не вижу, а эта тропа проторена, как для нас.
Цыганка с картами,
Тропа тореная,
Стезя исхожая,
Сырой чертог.
Быть может, черная
Темница княжия
Младого витязя
Наново ждет.
Затянул Петерфинн что-то тоскливое.
– Много он знает этих песен? – вполголоса спросил Паласар.
– О, тысячи! – поделился печалью Каспар. – У вальхов или, как они себя называют, кельтов он был бардом, музыкантишкой навроде северных скальдов.
– Песнопевец? – с грустью уточнил Паласар. Каспар почувствовал, что наконец нашелся предмет, дарующий ему с чужеземцем согласие сердец.
– И былиносказитель, – со всей возможной скорбью присовокупил Каспар. – Он читает наизусть Беовульфа, Нибелунгов, Сноррову Эдду и без счета песен про сидов и гаэлов. Только его лучше об этом не спрашивай, потом не заткнешь. Но давно уж старина Петерфинн променял арфу на кольчугу и теперь пробивает сердца не метким словом, а острым мечом.
– Выбрал достойное занятие, стал человеком, но не избавился от старых привычек, – удрученно закончил Паласар. – Хотя я и сам был известен как рассказчик историй, но тут совсем другая материя!
– Именно, – согласился Каспар, после чего отъехал к герою разговора: – Дорога проходима? – спросил он у песнопевца и былиносказителя.
– На первые двести шагов, – доложил со слов разведчиков Петерфинн, и Каспар приказал заходить в лес.
Среди деревьев пришлось принять строй плотнее. Дорога петляла. Чтобы не теряться из виду, отрядам спереди и сзади пришлось подойти вплотную к повозке. Кроме того, дорога была узкой. Рядом с повозкой мог иди только пеший, конный же рисковал в любой момент наткнуться на ветку и оказаться на земле. Пришлось отрядам вытянуться в колонну. Вначале лес был редок, но они продолжали спускаться с гор, и чем дальше они шли, тем плотнее становился строй деревьев.
Когда минул полдень, кроны сомкнулись над тропой, и в лесу стало мрачно и беспросветно, как в сумерках. Колеса стали чаще наезжать на корни деревьев, отчего Паласара качало на облучке. Двигались медленно, но без остановок. К вечеру лес стал странен. На ветках деревьев солдаты замечали зеленые почки, а на земле, где не было даже травы, росли одинокие цветки. То ли ветер так искусно качал цветы, то ли обман зрения преследовал людей, но многим казалось, что их куцые головки поворачиваются вслед за идущими.