– Смешно, – говорю я.
– Вот и я говорю: смешно, – поспешно соглашается он. – Но ведь это в детстве…
Мне немного неловко, я всё жду, что он начнёт расспрашивать, какая из его книг мне больше всего нравится, а я ни одну из них не смогла дочитать до конца. Я даже не могу сейчас вспомнить ни одного имени, ни одного живого лица… Но он молчит.
На остановке, кроме нас, никого. Покачивается на ветру жёлтая, мутная лампа. Наши тени возникают то справа от нас, то слева. От этого кажется, что на остановке нас больше, чем есть на самом деле.
– Знаешь, какая самая страшная вещь? – спрашивает он.
– Наверное, одиночество, – говорю я, глядя, как его рука ласкает котёнка. Котёнок от удовольствия урчит, даже странно, как громко он урчит, такой маленький – где в нём помещается столько удовольствия?
– Одиночество?.. – переспрашивает он. – Одиночество перетерпеть можно. Да и потом: какое одиночество? Открыл дверь – вошло существо, вот это, трётся об ногу… уже не одинок. Нет, милая, в жизни есть вещи пострашнее… Всю жизнь простоять на такой вот трамвайной остановке. И не знать, придёт он или нет, твой трамвай?..
– А они здесь вообще-то ходят? – спрашиваю я, чувствуя, как осенняя сырость пробирает меня до костей.
– Вообще-то ходят. Твой-то уж точно придёт.
– Почему же вы не написали его? – спрашиваю я. – Свой роман.
– Почему?.. Да потому же, почему ты не выйдешь на цирковой манеж! – говорит он неожиданно жёстко. Но тут же виновато улыбается. – Прости. Не слушай меня. Я ничем не могу помочь тебе. Ты во что-то веришь, ты можешь вот так смешно влюбиться… Это я должен просить тебя: помоги, научи! Я давно уже никого не любил. Я не написал свою единственную книгу, я всё ждал, когда будет можно… Но даже если завтра мне скажут: можно, я всё равно ничего уже не напишу…
Где-то вдалеке послышалось громыхание трамвая, и вот он уже выскочил из тёмной парковой тьмы, весело позванивающий на стыках, сыплющий синими искрами на мокрую мостовую…
– Твой трамвай, – сказал он. – Доедешь до конечной, там пересядешь на метро. Прощай.
Его глаза с печалью смотрели на меня.
– Смешная ты девочка. Но ты мне нравишься. Прощай.
Трамвай, сияя изнутри жёлтым заревом, взвизгнул и остановился. Пассажиров было всего несколько человек. Никто не вышел. Вагоновожатый смотрел на нас и ждал.