Дядя, президент Камер-коллегии Кисловский, который мог бы заступиться за племянника, уже несколько лет, как умер. Мать требовала, чтобы Гриц повинился перед начальством, поклонился в ноги, испросил прощения и закончил курс обучения, а там, смотришь, и получил бы какую-никакую должность, женился да наживал бы детушек, как все добрые люди, при своих-то деревеньках.
Ему, витавшему мыслями в заоблачных высотах, повиниться? Ему, с высот своих самнитских предков, родством стоявших выше царей московских, спуститься до поклона университетским чиновникам? И прозябать в какой-нибудь должности, выкраивая сотню душ из жалких деревенек, которые достанутся ему в наследство по разделу с сестрами?
Да он уже капрал Конногвардейского полка! Пожалованный через два чина сверх старшинства самой императрицей! За что пожалованный? За один только его не рабский взгляд, который она уловила женским чувством, она, женщина на троне, по бабьи готовая прилепиться к мужской силе, удерживающей и сокрушающей троны.
Служба в конной гвардии требовала немалых денег. Капральское жалованье не так уж велико, а фельдмаршальское далеко. До фельдмаршальских чинов без сильных покровителей не дослужиться. Нет уж, лучше своим домком да при своих деревеньках…
Переубедить мать Гриц не смог. Зато епископ Амвросий, его духовник, поддержал и даже одолжил пятьсот рублей на обустройство в военной службе. Сам почти с детских лет сирота, воспитанник дяди, старца Киево-Печорской лавры, Амвросий начал свой путь простым монахом, дорос до епископа, а перед этим служил архиепископом Новоиерусалимского монастыря, стены его хранили память о патриархе Никоне, вознесшимся с крестьянского подворья в царские палаты, и выше царей себя возомнившим.
Амвросий отговорил Потемкина от монашества – не с его непомерным честолюбием надевать рясу. Самомнение и необузданность духа, гордость и жажда власти пусть буйствуют на свободе, в миру.
Потемкин порывался одним разом покончить с одолевшими его страстями – уйти в монастырь. Но Амвросий прав. С самнитским гордым нравом в монастыре придется не легче. К тому же Потемкин не рассказал Амвросию главного.
Там, в Петербурге не только капральство в Конногвардейском полку, первая ступенька, ведущая наверх, к славе… Там, в Петербурге – она… Ее синие глаза, ее насмешливый игривый взгляд, ее манящие жесты изящных красивых рук…