Духовное одиночество неординарной (но ещё незрелой) личности – это тоска и постоянные терзания. Своими душевными муками Сергей попытался поделиться кое с кем из коллег по работе, но понимания не нашёл. «Меня считают сумасшедшим, – писал он 23 апреля Грише Панфилову, – и уже хотели везти к психиатру, но я послал всех к сатане и живу, хотя некоторые опасаются моего приближения. Ты понимаешь, как это тяжело, однако приходится мириться с этим…» Что же хотел поведать людям будущий гений? Читайте:
«Все люди – одна душа. В жизни должно быть искание и стремление, без них смерть и разложение.
Человек! Подумай, что твоя жизнь, когда на пути зловещие раны. Богач, погляди вокруг тебя. Стоны и плач заглушают твою радость. Радость там, где у порога не слышны стоны. Жизнь в обратной колее. Счастье – удел несчастных, несчастье – удел счастливых. Ничья душа не может не чувствовать своих страданий, а мои муки – твоя печаль, твоя печаль – мои терзания. Я, страдая, могу радоваться твоей жизнью, которая протекает в довольстве и наслаждении в истине. Вот она, жизнь, а её назначение Истина…» Словом, возлюби ближнего как самого себя.
Искания. В середине 1913 года Есенин подвёл итоги своего пребывания в старой столице: «Ты называешь меня ребёнком, – писал он М. Бальзамовой, – но увы, я уже не такой ребёнок, как ты думаешь, меня жизнь достаточно пощёлкала. Были у меня тяжёлые минуты, когда к сознанию являлась мысль: да стоит ли жить? Идеализм мой действительно был таков, каким представляли его себе люди – люди понимающие. Я был сплошная идея. Теперь же и половину не осталось. И это произошло со мной не потому, что я молод и колеблюсь под чужими взглядами, но нет, я встретил на пути жестокие преграды, и, к сожалению, меня окружали все подлые людишки.
Я не доверяюсь ничьему авторитету, я шёл по собственному расписанию жизни, но назначенные уроки терпели крах. Постепенно во мне угасла вера в людей, и уже я не такой искренний со всеми. Кто виноват в этом? Конечно, те, которые, подло надевая маску, затрагивали грязными лапами нежные струны моей души. Теперь во мне только сомнения в ничтожестве человеческой жизни» (6, 47).
Это крик души человека с тонкой организацией психики, человека легкоранимого и до крайности самолюбивого. Есенин рано осознал себя поэтом – и поэтом незаурядным, притязающим ни много ни мало на ранг гениальности. Его стихи одобрили поэты И. А. Белоусов и С. Н. Кошкаров, критик и историк русской поэзии профессор П. Н. Сакулин, его хорошо встретили в Суриковском литературно-художественном кружке, но редакции газет и журналов, в которые он посылал стихи, сохраняли гробовое молчание – ни ответа ни привета. Это бесило поэта: ждать и терпеть он не умел. Всю вторую половину 1913 года Сергей находился в депрессивном состоянии. В октябре было следующее отчаянное письмо М. Бальзамовой: