Таунхаус РИФМОГРАДа 4 - страница 2

Шрифт
Интервал


Где чашу страсти жадно пригубил,
Где вновь алмаз рассыпался на стразы,
Где шевельнулся робкий червь надежд,
Но быстро выполз из плода наружу.
И снова Космос синевой одежд
Послал тебе змеиной шкуры стужу.
– Ответь мне, одинокий сторож зла,
Бессмертья груз тебе давно наскучил,
Давно мирские не ведешь дела,
Как узник приковался к горной круче,
Так может быть еще, в последний раз,
Попробовать и вымолить прощенье?
Поймет Отец, проси, услышит глас
Того, кто осознал предназначенье.
– Зачем просить? А главное, о чем?
Я обречен взирать с тоскою вечной,
Как смертные секут любовь бичом,
Как гильотиной режут человечность,
Как лгут в безверье, пряча за елей
Всю низменность и ярый жар наживы.
И буду с этой стороны дверей
Их искушать, покуда чувства живы.
– Не жаль людей? Они же так слабы,
Как хрупкие тростинки у дороги.
– Они давно послушные рабы,
Их прокляли и демоны, и Боги.
– А если ты не прав? Не может быть,
Что мастихин силен одною сажей?
– Не мне судить. И не тебе судить.
Запомни только – я всегда на страже.

Картина Михаила Авилова «Поединок Пересвета с Челубеем на Куликовом поле»

Да сколько можно терпеть поганых?
Что – мало жгли, уводя в полон?
Стонать под гнетом татарских ханов
Устала Русь. И под плеск знамен
К реке приводит на злую сечу
Великий Дмитрий несметную рать.
Рассвет над полем, даль бесконечна,
А в центре двое, их миг – решать.
Слетелись вихрем, и кони дыбом,
Хруст… в крошку зубы об удила,
Пугая ржаньем, тревожа криком,
Смерть дань печальную собрала.
Ковали копья для них на славу,
Но Пересвету, гласит молва,
Бог православный дал сил по праву,
И ворог выбит, слетел с седла.
Мы свято верим, что русский воин
Домчит и мертвым к своим полкам.
Гордись, Россия! Твои герои
Живут в молитвах, звучат в стихах.
На Куликовом мы в прах повергли
Врагов, вернувши стране покой.
Читал молитвы смиренный Сергий,
Благословляя на правый бой.

По мотивам картин Василия Кандинского

Как часто в споре о Кандинском: «Нет!
Он мозг выносит перехлестом линий!
Кто право дал ему изгнать предмет?
Вот и потомки разве ж оценили?»
Что мне ответить, если не знаток
Всех «измов», опрокинувших основы?
Я знаю, будет твердь пронзать исток,
Его и нарекают словом «новый».
И будут чудаки, что слышат цвет
И зримо видят чувственные звуки.
Они через столетье шлют привет,
Надеясь приобщить к своей «науке».
Ворвутся с непонятным чертежом