Аня зажмурилась. «Я желала лишь нежности и душевной ласки, а очутилась в роли доступной женщины. Почему? Видимо, иначе общаться с мужчинами невозможно, как бы того ни хотелось».
Осторожные движения Друвиса встречали в теле Анчутки бурные отклики. Она вся превратилась в блаженно пульсирующий нерв.
Возвращаясь в сознание, она вновь и вновь натыкалась на светящийся, будто всевидящий взгляд голубых глаз, ласкавший скрытые глубины её души. Два чужих человека нежданно стали родными.
– Так не бывает. – Восторг и слёзы обескуражили Аню.
Друвис умиротворенно улыбнулся:
– Как видишь, бывает. И добавил по-отечески уверенно:
– Не бойся, наша жизнь потечет чудесно. Я знаю людей и вижу всё наперёд.
Разъединиться казалось невозможным.
– Не отпущу. Хочу взять тебя с собой в Латвию, – шепнул он, целуя.
Анна не понимала, как это фантастическое существо могло полюбить её, пусть молодую и красивую, но состоявшую сплошь из мелких недостатков. Трудно было поверить, что мужчина, на которого могли молиться сотни неизвестных Ане гражданок, мужчина, умудрившийся совратить её в первый же день знакомства, способен к глубоким переживаниям. Но в следующие дни он присылал эмоциональные сообщения, подписываясь «твой Друвис», и сердце Аннушки холодело, словно мистика волшебного озера ворвалась в её жизнь.
Друвис также был потрясен днём Ивана Купала. Аня казалась ему юной нимфой, вынырнувшей из недр цветущей природы. Она опутала водяными цветами и взорвала буйством неодолимых чувств его умиравшую сущность. Через неделю они вновь были вместе. Сидели на крыше дома, где он проводил ремонт, и смотрели на старые улочки, сравнивая Питер с Парижем. А после много дней в водовороте их любви кружились летние парки, здания, берега водоемов. Аня запомнила всё как единый счастливый миг, сопровождаемый словами: «Какая ты сладкая… Я в раю…»
Однажды они вернулись в пансионат, где познакомились, – Друвису предстояла неподалеку очередная работа. Свободных номеров не было, и они спали в актовом зале на полу. Со стен глядели Ахматова, Гоголь и Толстой, в углу мечтало концертное пианино, а за окнами курчавился яблоневый сад. Анчутка вытребовала в «Галактике» отпуск, а рижанин уезжал по утрам в Зеленогорск ремонтировать коттедж. Сонная, разнеженная, забывшая одежду Аннушка не желала его отпускать и обнимала у порога. После вновь падала на матрас, и пробуждалась после обеда. На балконе, потягиваясь, вдыхала запах разогретой хвойной смолы и кричала птицам: «Господи, счастье-то какое!»