–Кстати, к тебе тут гости, – чуть встряхнув седой головой, словно отгоняя наваждение, прибавил Пётр Иванович и, улыбнувшись, вышел.
Через мгновение дверь вновь открылась, и в палату ворвалась вспышка ослепительно яркого, режущего глаза красного цвета. Когда в глазах перестало рябить, я разглядела в обрамлении алых прядей тонкие черты лица и голубые глаза.
–Женя, – не то спрашивая, не то утверждая, протянула я удивлённо.
Да, это была моя подруга, с выкрашенными в красный волосами и в красной в тон волосам одежде.
–Тебе… э… идёт, – добавила я. Если честно, красный меня немножко нервирует, да ещё и такой яркий.
–Ира! – выпалила она, широко улыбаясь, как Дед Мороз, вихрем пронеслась через палату к кровати и крепко обняла меня.
Мне в нос ударил запах, характерный только Жене, запах, похожий на запах акварельных красок или восковых мелков для рисования. Раньше я была уверена, что это духи. Теперь знаю, что это не так, ведь у каждого человека есть свой собственный особенный запах.
Женин запах был немного удушливый, но приятный, хотя и своеобразный, и в голове у меня мучительно что-то завертелось, из подсознания стали вырываться картинки: я сижу в общежитии около её кровати, она лежит лицом в подушку, и её бьёт сильная дрожь, мне страшно и плохо, и хочется, чтобы весь этот кошмар поскорее закончился, но он не заканчивается, Жене всё хуже, и я не могу ничем помочь…
Я схватилась за голову, которая словно трещала от цунами воспоминаний, рвущегося из океана памяти. Я вспомнила всё, все минуты, проведённые ночью у Жени, даже просьбу в записке позвонить мне утром, даже то, как папа поймал меня на крыльце, даже то, какие многолюдные были коридоры общежития, несмотря на поздний час, когда я туда приехала. Я вышла из папиной машины, значит, и впрямь приехала туда сама… Невероятно! Но вот поездки никак не вспомнить…
Всё это пролетело в голове в несколько секунд, и вот я снова повисла у подруги на шее.
–Всё хорошо? Как ты себя чувствуешь?
–Почему ты не сказала, что приехала на родительской машине, а? Зачем было так рисковать?! – Женя вдруг отстранилась и несильно, зато с чувством меня встряхнула. – Ира, ты сумасшедшая?
–Не бросать же тебя было, – пробормотала я смущённо. У Жени иногда случаются приступы обострённого альтруизма, и она сама не своя становится, если кому-то доставляет неудобства, а тут она и вовсе была на грани истерики, хотя минуту назад пребывала в состоянии крайней беспечности.