Во время взлета я увидела, как они побледнели, и с их места поступил вызов.
Я отстегнула ремень безопасности и подошла посмотреть, как они себя чувствуют.
Лукреция заговорила чуть откровеннее:
– Простите, что побеспокоила, – робко произнесла она, – я хотела сказать, что мне жутко страшно, как только еле-еле тряхнет, у меня будто желудок надвое режут; дело в том, что воздушные ямы у меня вызывают нехорошие ощущения. На самолете мне приходится лететь в Германию к матери, она уже совсем старушка, и не полететь нельзя.
Я увидела, как она провела рукой по голове и принялась неистово крутить меж пальцев прядь волос.
Муж нежно обнял ее, он горбился, чувствовал себя неловко, сжал зубы, ладони у него вспотели; в нем тоже угадывались признаки страха.
– Во время грозы опасно летать? – спросил он меня едва слышно, недоговаривая слов, слогами, мышцы у него на лице беспрестанно дергались.
И он забарабанил пальцами по откинутому перед ним столику.
Я твердым и решительным голосом сказала:
– Нет, у нас все под контролем, если бы была какая-то опасность, мы не полетели бы. Все под контролем, – еще раз повторила я. – Дождь никоим образом не повлияет на безопасность полета, возникнут кое-какие неприятные ощущения из-за ветра, но он вызовет всего лишь заурядную качку.
Я вернулась в galley помогать коллеге с подготовкой питания.
Вскоре Лукреция пришла вслед за мной.
– Пожалуйста, помогите! Я вот-вот закричу, заплачу. Каждый полет – прямо беда, начинаю нервничать аж за месяц до полета, при одной мысли, что надо собирать чемодан. Мне так стыдно, не знаю, что делать, хочется провалиться на месте! – горячо и смиренно взмолилась она.
– Не тревожьтесь, вам, наверное, кажется, что самолет трясет, но это мы всего лишь выходим на нужную высоту.
Я медленно, но без колебаний, подошла к ней, встала рядом.
Негромким голосом, ясно и отчетливо выговаривая слова, произнесла:
– Не беспокойтесь, я тут, с вами, – сказала я, чуть склонившись над ней и стоя совсем близко, постаралась помочь ей, как она просила, попыталась рассеять ее смущение, отвести от нее тревогу.
Я относилась с уважением к ее неразумному страху и понимала, насколько неловко она себя чувствует.
Я твердо взяла ее руку, тихонько сжала в ладонях и посмотрела ей в глаза, чтобы она почувствовала, что я тут, близко.