«При чем тут орехи?» – думал я. Ветер подул от меня. Я крикнул мальчику что-то такое не про орехи. Теперь ветер подул в мою сторону.
– 925!.. – кричал мальчик.
Ветер стал дуть со страшной силой. 925 летели в вихре, перевертывались вверх тормашками. Мальчик смеялся тоненько. Словно гном. Ветер утих. Я спросил:
– 925?
– На один орех меньше.
Он показал мне один орех. Это был блестящий орех. Будто стеклянный.
– Он стеклянный? – выразил я удивление.
– Целлулоидовый, – сказал мальчик.
– А остальные?
– Такие же, – сказал мальчик.
Ветер стих окончательно. Все листья деревьев висели вниз. Все, что висело, висело вниз.
Я увидел орехи. Они неподвижно висели в пространстве. Мальчика уже не было видно. Потом я четко увидел цифры: 925. Потом цифры стали в миллион раз четче. Я видел слишком четкие:
9 2 5.
И они делались все четче.
Затрещало пространство от четкости.
Я сел на землю.
Я держался за землю руками.
И видел только:
– 9 2 5 —
Мальчик смеялся сквозь туман.
Восемьдесят пять человек ударились животами друг о друга с такой страшной силой, что тридцать пять человек в тот же миг умерли.
Потом пятьдесят человек ударились животами друг о друга с такой потрясающей силой, что остался в живых один. Он съел огурец и пошел на край земного шара удариться с кем-нибудь животом.
Сто человек – один арбуз.
– Чей арбуз? – Вопрос встал ребром.
– Мой арбуз… твою мать!
– Мой арбуз, провались я в ад!
– Мой арбуз!
Мой арбуз!!
Мой арбуз!!!
Где арбуз?
Нет никакого арбуза.
Письмо, которое не дошло до места
Это письмо не дошло до места.
Что случилось по этой причине?
По этой причине умер дед.
Сломал ногу мальчик Петя.
Взорвался завод, и шкафы пошли не по той цене. Одна страна воевала с другой пять лет, и погибли миллионы солдат, и кошку засыпало всю землей во время бомбежки города, который стерли с лица земли.
Вот что случилось лишь потому, что пропало одно письмо.
Я считал его умным, порядочным человеком. Он искренне был расположен ко мне, очень добр и мил. Он восхищался моей грубой речью, корявой и скверно построенной, в то время как сам говорил гладко и складно до виртуозности. Он уверял, что любит меня, как брата. Я обнял его и сказал «Я не желал бы себе лучшего друга».
Он прослезился и чуть не упал. Я поддержал его, усадил на стул и сказал:
– Я рад держать с вами связь. Завтра я уезжаю. Он опять сверзился со стула, я опять посадил его и сказал: