– Мы вдвоем. Но не вместе. В этом месте каждый сам по себе, – кричит мой друг и уходит на танцпол. Там гремит его любимый drop-and-dance. Всего две текилы, а его уже чуть пошатывает. Мальчик заинтригован. Я отвожу свою коленку в сторону.
– Он – дизайнер, а я журналист, – говорю-кричу я. На мне хорошие духи, я это знаю. Он тоже теперь это знает. – Может быть, стану писателем.
Знакомые слова, а может, кактусовая водка его успокоили. На коже выступил легкий румянец. Но он еще не выбрал, с кем из нас останется. Я рассматриваю его в упор из-по прямой черной челки. Не всем нравится такой взгляд, но запоминают его обычно все.
– О чем ты пишешь? – спрашивает он. Наивный в свои "двадцать три". Разве можно не банально ответить на такой вопрос.
– Сейчас – о снеге.
– А что можно написать о снеге?
– Это смотря что в нем видеть. Можно представить его как химическое соединение, а можно как перья робких ангелов. Тебе что интересней?
Он отодвинулся от меня и только через секунду позвал официантку. К бретельке фирменного лифчика у нее была приколота бирка "Лена". Я отрицательно качнула головой. Мальчик выпил один. Посмотрел на меня серьезно, мужским взглядом. Решил для себя, что я жду ответа. И правда, жду.
– Рок-н-ролл, – ответил он. – Рок-н-ролл и Тарантино. Вот что для меня интересней. Меня зовут…Саша.
Один-ноль. Есть контакт. Видимо, я тоже должна представиться. Может быть, но позже:
– Я буду звать тебя Sash, – сказала я, – как твою рубашку. – Поднялась и пошла танцевать. Обернулась у лестницы. Мальчик смотрел мне вслед. Снизу вверх. Значит, я не слишком его загрузила. Я придумала, как начну свою игру. "Тебе нравятся рыжие девушки? Например, такие как Лена? Официантка, что подала нам текилу. У нее завтра будет важный день…" Примерно так. Но пока я должна прервать дозволенные мне речи.
Следующий ход за моим большим другом…
В большой, хорошо знакомый город лучше всего приезжать ночью. В этом случае все становится необычным и новым. Знакомые и будничные предметы, незаметные днем, вдруг предстают в совершенно ином качестве, приобретают редкую значимость, пусть даже мнимую, а может быть, истинное лицо, не замечаемое в ярком дневном свете. Словно открываются у человека другие глаза.
Днем все внимание захватывают, оттягивают на себя люди. Или даже не люди, а тот шлейф забот, что тянется за каждым. Люди и их дела кишат вокруг. Их так много, что вскоре они уже надоедают своим присутствием. Появляется усталость, интерес сменяется апатией. Все раздражают всех.