Я не припоминал случая, когда вот так по внутреннему порыву собралось на прощание столько людей. И не видно конца потоку. Прибывали новые и новые.
Время текло…
Вот два часа…
Два тридцать…
Вход в клуб обрастал венками.
Понял: «Не хватило места в зале и их выставили на улице».
6
Вот поднялся по ступеням, вошел в холл, наполненный военными летчиками, и в потоке людей двигался на звуки тихой мелодии.
Оказался в зале, увешанном красными полотнищами. Вдоль одной стены в ряд друг к другу жались венки, которые углом уходили на другую стену, и там на рядах стульев сидели близкие летчика.
По центру стоял почетный караул и между солдатами на постаменте отливал лаком покрытый знаменем гроб с летной фуражкой наверху.
Люди шли по двум алым дорожкам.
Вот к гробу подошла бабушка и положила две гвоздички.
Вот – омоновец сделал руки по швам.
Мужчина в куртке с капюшоном остановился и, посмотрев на родных летчика, поклонился.
Люди шли потоком…
Наконец приблизился и я. Невольно в глазах бежали венки по стенам. Их было с полсотни. «А еще на улице», – вспомнил я венки при входе.
Цветы вырастали горкой перед гробом, и их то и дело охапками относил в сторону майор.
Я шел, а внутри что-то с силой поднималось.
Передо мной все четче высвечивался фотопортрет почему-то очень знакомого мне человека с гордой осанкой. Он как бы смотрел в сторону. Он словно отвел взгляд: не глядите на меня. И от этой скромности становилось еще горше. Может, также смотрели на него все остальные, а он – чуть отводя взгляд. Отводя его от каждого. Может, упрекая: что ж вы… Не спасли меня…
Накатывало и слепило глаза от света и влаги. И вот я остановился и, обводя глазами седовласых людей на скамьях, может, его отца и мать, его тещу и жену – молодую женщину – в черных платках, я склонил голову. Меня немного качало, а уже сбоку кто-то толкал: проходите, проходите. Как-то автоматически рука прижалась к груди, и тем, кого он «не долюбил…», к кому он «не доспешил», для кого он «не дорешил», вылетело:
– Спасибо…
В этих словах я еще не сознавал, что вкладывал. Они вылетели откуда-то из глубины. И морщась, со вздрагивавшей непроизвольно щекой шагнул в сторону, и мало кого видя впереди, вышел в соседний проход.
И прозревал: спасибо, что вырастили такого парня.
Что любили…
Что родилась дочь…
Что народ всколыхнуло, что тысячи людей шли и шли…