Жизнь и карты Люлькиной / Ленорман - страница 23

Шрифт
Интервал


У нас была всесторонняя подготовка, и каждый из нас прошёл жёсткий отбор, мы сдавали более 20 предметов: там было всё, от владения мечом до уроков иконописи. Моим неоспоримым преимуществом было знание четырех языков. Таким образом, страны, в которые меня могли командировать, были не только в Европе, но и в других частях света. Чтобы туда доехать, нужно время, основной транспорт: корабли и кони. В моем случае верховая езда отпадала, потому что наездник я был весьма посредственный. 70% времени уходило на дорогу.


– Хм, и многих ты наобольщал за свои командировки?


– Столько, сколько требовала её величество Франция. Мы давали присягу, и если бы нас поймали, то нужно было бы самоликвидироваться. Шарль, Гаспар и я на спор вытащили по бумажке, кто как это сделает в случае провала. Мне попалась бумажка, на которой было написано: «самоликвидация через повешение». За этим занимательным пари нас застал Александрин, наш информационный куратор и наставник, отвесил нам хороших люлей за такое ребячество и приказал работать так, чтоб нам никогда не пришлось применить то, что мы накалякали на этих бумажках. Шарля отправил на тренировку с мечами, меня – писать икону, а Гаспара – учить иностранные языки. Мы дружно послали Александрина французским матом и разошлись выполнять военный приказ. Теперь у меня от тебя секретов нет, я не мог тебе рассказать об этом раньше, потому что тогда пришлось бы тебя убить за знание военной тайны.


– Спасибо за откровенность. А я-то думала, что не удовлетворяю тебя в постели.


– Нет, я бы тебе поставил 200 баллов из 100 возможных, Марианна, в тебе секса было на 4 гарема.


– Я хотела тебя спросить… почему ты так боялся лошадей?


– Когда мне было 14, я чуть не расшиб голову на полном скаку: проехался затылком по траве. С тех пор кони для меня – это нечто неуправляемое, и очень свободолюбивое. Ты не хочешь, знать, как я живу сейчас?


– Нет.


– Я хочу знать, как ты живёшь сейчас. В двадцать первом веке. Расскажи мне.


– О, нет, я не буду тебе ничего рассказывать, все вопросы к моему виктимному культурно-литературному альтер-эго.


– А что у тебя сейчас со здоровьем?


– Я ж тебе сказала, это вопросы не ко мне. Если у тебя больше нет вопросов про XVIII—XIX век, я ухожу.


– Нет, есть. Последний. Почему ты сказала, что не хочешь иметь со мной ничего общего, в том числе и детей?