– Действительно, что мешало?
– Тяжелый случай. – Я с жалостью уставилась на него. – А вам никогда не приходилось слышать таких слов, как «гражданский долг», «сострадание», «порядочность», «добро»? Они для вас пустой звук?
– Ну вот, теперь вы скажете, что действовали из чисто альтруистических побуждений.
– А вы в альтруизм, конечно, не верите?
– Нет, не верю. Если вы не замешаны в этом деле, значит, имеется другой интерес.
– Какой, к примеру?
– Скажем, денежный. Вы ведь понимаете, что за такую информацию в знак благодарности я отстегну энную сумму денег. А может, вы сами установили бомбу под мой автомобиль в надежде заполучить денежки?
– Бог ты мой, как я могла забыть, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным?! – пробормотала я, попыталась встать и уйти, но он опять мертвой хваткой остановил меня.
– Сядьте, я еще не все выяснил. Вы действовали одна или у вас есть сообщник?
– У вас извращенное мышление, Константин Петрович. Вы всегда такой подозрительный – в каждом видите потенциального врага?
– Один враг, если верить вашим словам, у меня уже есть. Интересно, кто он?
Я вытаращила глаза.
– Вы у меня спрашиваете? Слушайте, я в этом городе недавно и вижу вас в первый раз.
– Вы назвали меня по имени.
– Я слышала, как сопровождавший вас мужчина, белобрысый такой, с пивным брюшком, обратился к вам по имени и отчеству. Я даже не знаю вашей фамилии и, честно говоря, не хочу знать. Я вообще не хочу вас знать, и деньги ваши мне тоже не нужны, мне своих хватает. И знаете что? Можете пойти и сесть в машину, и пусть она взлетит вместе вами в воздух – мне все равно. Возможно, ничего и не случится. Кто знает, может, у меня галлюцинации и бомба мне только померещилась?
– Снимите очки, – снова потребовал Константин Петрович. – Вы выглядите в них смешно, находясь в помещении.
– Идите к черту! – в сердцах бросила я, быстро вскочила на ноги и направилась к выходу, говоря на ходу: – Попробуют только ваши церберы остановить меня! Я буду кричать, кусаться и заявлю в полиции, что они пытались меня похитить.
Не знаю, поверил ли он мне, но телохранители даже не пошевелились, когда я вышла из здания и двинулась в сторону сквера, где без присмотра остался мой мольберт. Ни о каком дальнейшем творчестве и речи быть не могло. Чертыхаясь вслух, я собрала свои вещи и отправилась домой.