Продолжаю сидеть в полупустом ресторане, окунаясь в воспоминания юности. Однажды до мамы дошли кое-какие слухи о моей сестре. Соседка рассказала, что видела ее дочь с женатым мужчиной. Вернувшись домой, мама тут же решила устроить допрос, но дома оказалась только моя сестра Мила. Это она рано стала спать с мальчиками, это она гуляла с женатым соседом, это она была старше, хитрее, умнее меня и поэтому с легкостью подставила меня. Когда я вернулась, меня ждал скандал. Мать готова была меня убить, хотя я еще ни разу даже не ходила на свидание. Но мне никто не поверил, а оправдания были бессмысленны, когда в моей комнате нашли презервативы. Я никогда не умела отстаивать свои права, складно говорить и тем более врать. Когда на меня кричали, я терялась, тихо лепетала оправдания и всегда плакала. Такое поведение восприняли как признание вины.
Я помню то чувство, когда все произошло. Грудь сдавило так, будто на нее кто-то наступил. По ногам бегали мурашки, и было очень страшно, словно меня подкинули до небес и никто не собирался меня ловить. А я падала вниз, сердце бешено билось, слезы бесшумно текли по щекам. Словно, когда родители выключали свет, я оставалась в своей постели наедине с монстрами под кроватью.
В тот день рухнула сестринская любовь. Мы никогда не были близки с Милой, но я ее любила. Она давала советы, обнимала, когда мне было грустно, поддерживала меня, в отличие от мамы. Именно ее слова окрыляли меня, когда я переставала в себя верить. Меня предали, а Мила так и не извинилась. Она продолжила жить, радоваться и встречаться с мальчиками. Мне и так было нелегко рядом с успешной и красивой сестрой, а теперь на меня повесили клеймо шлюхи и лгуньи. До самого поступления в колледж мать контролировала каждый мой шаг.
С тех пор прошло много времени. Я повзрослела, а детские страхи по-прежнему живут во мне. Я не боюсь чего-то конкретного, просто любое происшествие приводит к панике, серьезный разговор заставляет нервничать, грубый тон вызывает слезы. Глупо хранить так долго воспоминания из детства. И я это понимаю, но забыть не могу и смириться – тоже.
Мои мысли прерывает чья-то тяжелая рука на плече.
– Вы Николь Арманн? – незнакомый мужчина чеканит каждое слово, а его рука продолжает по-хозяйски лежать на моем плече. Я медленно поднимаю взгляд от лакированных ботинок сорок пятого размера и немодных широких брюк к пугающему бесстрастному лицу. Быстро киваю в ответ, и он продолжает: – Прошу вас проехать со мной, вас ожидает господин Штерн.