У остывшей реки - страница 17

Шрифт
Интервал


– А чему радоваться?..

– И все равно: выше голову, товарищ! – Света опять настроилась на шутливую волну.

Потом они выпили. По случаю хорошей новости о возможном повышении Панина принесла бутылку виски. Николай порадовался за нее: пустячок, а приятно.

Силаев, поначалу встретивший подругу настороженно (мало ли какой у нее бзик сегодня, в прошлый-то раз разревелась ни с того ни с сего), после выпитого виски повеселел. Панина как бы между прочим опять начала склонять Николая сменить работу. Но тот отнекивался. Как бросить завод, когда столько связано с ним. Уйди он с директором, и все растащат: станки на металлолом, а цеха под торговлю или в аренду. Итак москвичи уже не раз подъезжали с заманчивыми предложениями. В глубине души он тяготился нынешним положением. Заказов нет и просвета не предвидится. По зарплате и налогам нарастают долги. Дальше будет только хуже. А Светлана продолжала гнуть свое:

– У нас под зама главы по жизнеобеспечению прокуратура копает. Наверное дожмут…

– Это который все земельные участки в городе скупил?

– Нет, участки у предкомзема. А этот приватизировал горводоканал и электросеть.

– Ну, так пусть поменяет канары на тюремные нары! За все в жизни надо платить!

– Согласна. – Светлана достала из лежащей на столе пачки сигарету. – Вот и приходи на его место! Производство знаешь и в коммуналке разберешься. Да и в городе о тебе неплохо говорят.

Силаев взглянул на Светлану с явной неприязнью:

– Ты вроде неглупая женщина, а… дура! В администрацию берут своих и наших, а я кто?

– У меня нормальные отношения с главой. Давай поговорю насчет тебя…

Николая задел покровительственный тон и он неприятно хохотнул:

– А может, ты уже договорилась с ним… через диван?..

Светлана обожгла его взглядом. Коричневые зрачки ее еще больше потемнели. Она медленно встала, взяла сумочку, бросила в нее сигаретную пачку.

– Дурак ты. И кончишь плохо…

И медленно побрела к двери.

– Ты вроде не жаловалась!.. – Грубо и зло бросил он вслед.


Этими грубыми словами, которыми он сейчас оскорбил Панину, его самого припечатали однажды в далекие студенческие годы.

Как же прекрасно было то время! В группе Николая училось тридцать шесть человек. После первого курса отсеялось десять. За учебу спрос был строгий: никакого разгильдяйства или пропусков занятий. От имени преподавательского состава аббревиатуру МВТУ студенты, шутя, расшифровывали так: «мы вас тут угробим». Правда, было и другое определение: мужество, воля, труд, упорство. Таких, мужественных и упорных, к концу учебы оставалось в группе два десятка.