Я остановилась с рядом небольшим провалом, наполненным водой, пить хотелось страшно. Наклонилась и стала лакать холодную воду. Вода, немного заволновалась, хотя ветра не было, и засветилась, словно внутри включили иллюминацию. Я увидела бездонной глубины колодец, небесно синего цвета, переходящего в глубокую бирюзу в глубине колодца.
– Устала, милая? – рядом на камне сидела маленькая старушка, в синем, старинном сарафане, и приветливо мне улыбалась.
– Устала, бабушка, – я, не почувствовав опасности, села рядом.
– Попей из моего колодца будет легче, – она махнула в бирюзовую синеву воды. – А Тюша, что же, занемог?
– Занемог, – сказала я, а сама напряжённо всматривалась в старушку. Что-то знакомое чудилось мне в синем сарафане бабушки и в синих, по-девичьи ярких глазах.
– Не боись, девка! – сверкнула белыми зубами старушка. – Не обижу.
– Как Тюша, говорите, слово в слово! – улыбнулась я. – Синюшка?
– Узнала, – довольно улыбнулась бабушка. – Да, Синюшка, и колодец мой.
– Да можно ли воды-то из него напиться? – с сомнением я посмотрела на бабушку.
– Пей. Ты ж не за богатством пришла. А по Тюшиному поручению. Своих не обижаем, – успокоила меня бабушка. – Напилась? Пойдём, покормлю вас с мышом-то. Голодные, чай.
– Ой, голодные, – в тон ответила я и вздохнула.
Бабушка провела нас по пещере, до маленького домика, скрытого за камнем. Избушка походила на Тюшину. Даже самовар стоял, и уже пыхтел, готовый поить нас чаем.
– Вставай давай, девка. Нешто лапами есть будешь? – усмехнулась Синюшка.
Я потянулась и вернулась в человеческий образ. Потянула затёкшие мышцы, сняла сапоги, шубейку, а мыша посадила на плечо.
Синюшка, тем временем, накрыла на стол. Пироги, каша, дымящаяся в чугунке, масло и варенье.
– Земляничное, – со значением сказала Синюшка. – Тюша больно уважает. Его поджидала, – вздохнула бабушка, – соскучилась. Чем занемог-то?
– Да, – я тянула время, не зная как сказать Синюшке о покушении, понятно было, что Тюша для неё друг сердечный, – поранился. – Неуклюже соврала я.
– Поранился? Не о багор ли поранился? – бабушка сердито упёрла руки в бока, и прищурившись посмотрела мне в глаза.
Глаза у неё, как тот колодец – бездонные. Меня потянуло, и я полетела словно в бездну.
– Нет, не о багор, – сухо сказала она. – А ты молодец, защищала Модераха, от Полоза. Измаялся он, Карл Фёдорович, на службе у пакостницы этой. Ты ешь, ешь, – она пододвинула мне полную миску каши и вручила пирог.