– О, понимаю. И поэтому вы решили прийти в мои покои, чтобы судачили наверняка! – в моем голосе звучала неприкрытая насмешка.
Глаза Его Высочества полыхнули гневом. Я осторожно натянула покрывало повыше, невольно отгораживаясь от потенциальной угрозы.
– Да как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?!
Я испытала жгучее желание отъехать вместе с кроватью на пару верст от разгневанной царственной особы. Видеть столь сильные эмоции на этом меланхоличном лице было непривычно… и, пожалуй, опасно.
– Прошу простить мою дерзость, – я повинно склонила голову, лихорадочно размышляя, куда бы драпануть. От резкого движения покрывало снова сползло, обнажая грудь в тонкой кружевной сорочке. Ойкнув, я подтянула его на место как можно незаметнее, не решаясь поднять глаза на Его Высочество.
Благородно выдержав паузу и позволив мне поправить «туалет», царевич перешел к цели своего визита.
– Я всего лишь хотел узнать ваш ответ на мое предложение. Можете не беспокоиться, о моем пребывании здесь никто не узнает. Я позабочусь об этом.
Я хмыкнула. Память подсказывала, что Его Высочество вряд ли способен о чем-нибудь или о ком-то позаботится.
– Итак, я жду ваше слово, – напомнил о себе царевич Елисей.
– Слово? Какое слово? Не понимаю, о чем Ваше Высочество толкует, – осторожно произнесла я, смутно чувствуя, что упускаю, что-то важное. Увы, моя пострадавшая память была совсем не помощница.
– Вот значит, каков будет ваш ответ, – задумчиво произнес царевич.
Я рассерженно подняла глаза, собираясь возразить.
– Что же, я принимаю его, – не глядя на меня, Его Высочество коротко поклонился и вышел.
Я хотела броситься следом, но стоило только дернуться, как плечо мгновенно напомнило о себе. Сердито шипя сквозь зубы, я честно попыталась вспомнить, что же могло быть от меня надобно Его Высочеству.
Поняв безрезультатность этих попыток, я разозлилась окончательно.
Во всей ситуации только одно и соответствовало мои любимым сказкам.
Царевич все-таки был дурак!
«Забывать службу ради женщины непростительно.
Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне;
у неприятеля скорее может быть свобода,
а у женщины оковы долговременны…»
Шовинистические записки
После двух дней, проведенных в праздности, я почувствовала себя значительно лучше. Несколько раз меня осматривал длинный и сухой, как жердь, придворный лекарь и жизнеутверждающе сообщал, что жить буду: удар пришелся вскользь, и заточка лишь оцарапала кожу. А вот локтем, начавшим подавать признаки жизни, я ударилась уже при падении – весьма неприятно, но также не смертельно.