Критическое богословие, с мнением которого мы вынуждены считаться, и особенно православное, ставит вопрос куда более жестко, сразу отметая все кривотолки и спекуляции. О. Серафим (Роуз) говорит об этом так:
«“Небо” и “ад”, увиденные в этих состояниях, являются только частью (или явлениями) воздушного царства духов, ничего общего не имеют с небом или адом христианского учения, которые являются вечной обителью людских душ (и их воскресших тел), а также нематериальных духов. Люди в состоянии “вне тела” не имеют возможности попасть на настоящее небо или в ад, которые открываются душам только по явной воле Божией. Если же некоторые христиане во время “смерти” почти сразу же видят “небесный град” с “жемчужными вратами” и “Ангелов”, то это лишь указывает на то, что увиденное в воздушном царстве зависит в какой-то мере от их собственного прошлого опыта ожиданий, подобно тому, как умирающие индусы видят свои индуистские храмы и “богов”»[41].
Умирать, получается, тоже можно по-разному, в зависимости от того, как мы жили и кем мы были при жизни. И всё же налицо некая разграничительная черта – та самая «граница», порог невозврата. Существование этого порога для всех вроде бы бесспорно. Но тогда возникает принципиально важный вопрос: изучая смерть, рассматривая ее через лупу, имеем ли мы вообще дело со смертью или только с приближением к смерти? Ведь разница должна быть значительной.
Здесь мы касаемся очень важной проблемы, которая, видимо, не может быть разрешена в рамках чисто научных исследований. Во всяком случае, до сих пор этого не случилось. Да и сама научность исследований, которые сводятся к количественному накоплению информации с прицелом на результат, при коем количество должно переходить в качество, а ответы сами собой должны всплывать на поверхность, – выглядит тоже весьма сомнительно.
Д-р Муди это понимал и признавал. Поэтому он и не скрывал, что в какой-то момент задумался над необходимостью искать другие источники информации, раз уж одних личных свидетельств мало, источники как бы более первичные и объективные. Как человек своего времени, своей цивилизационной ойкумены, он сделал ставку не на богословские труды, а на труды таких авторов, как Эммануил Сведенборг, шведский мистик, а фактически оккультист (1688–1772).