Опасность вверяемой Вам рукописи соразмерна лишь предполагаемой от неё пользе. Держать её и далее под спудом, по моему скромному мнению, преступно. Прошу, распорядитесь ею соответственно. Фрагменты, напрямую конфликтующие с действующим законодательством, либо способные нанести непоправимый урон общественной морали, я оставляю при себе. Остальное – на Ваше усмотрение.
С уважением и надеждой на лучшее, Ваш Абросимов.
НИИ изучения полусферических недоразумений города Пиздецка различим каждому местному жителю, где бы он ни вздумал замереть столбиком, подражая мелкому степному зверьку. Величественное здание зыбуче-песочного цвета вздымается на холме, а венчает его антенна в виде указующего на небо перста. Любой институтский служащий догадывается, что прийти на работу и оказаться на ней – вещи разные, вплоть до взаимоисключительности, поскольку служащему надобно, миновав вертлявую, охраняемую ВОХРанником дверь, подняться ещё на лифте до нужного этажа, и вот тут-то иные чувствительные особы, к числу коих относился Никодим Вельяминович Витийкин, каждодневно испытывали внутреннюю бурю эмоций, основу которых составляли ненависть, презрение, уныние и гадливость.
Живые люди портятся не так быстро, как мёртвые, но всё-таки они портятся. Никодим Вельяминович понимал сие вполне ясно. Другое возбуждало его скорбь. «Зачем, – думал он, – нужны те, кто испорчен заведомо, кто даже в силу своего плоского добронравия всю жизнь, от начала до конца, манкирует божиим замыслом? Зачем нужны те, кто едет со мной в лифте? На что они годятся? К чему они?»
А обширный лифт здешний, надобно вам сказать, имел склонность подниматься на высоту о двадцати четырёх этажах; причём, двигался степенно, выдерживая многозначительные паузы перед каждым шевелением дверями, чем окончательно бесил несчастного Витийкина. Никодим Вельяминович уподобился служить на самом последнем этаже института, поэтому к абсолютному большинству коллег у него сложилась вполне обоснованная претензия. Он никому не отравлял жизнь хождением по этажам, тогда как прочие вменяли себе в обязанность непременно использовать случай, да и зайти в лифт этаже так на третьем, чтобы потом совершенно бессмысленно проехать на седьмой. А там, на седьмом, кто-нибудь, всунув радужную рожу промеж дверей, конечно, интересовался: «Ой! А это вы вниз едете?», обязательно начиная с «ой!» и злостно игнорируя факт движения лифта в противуположную сторону.