Храм детства - страница 14

Шрифт
Интервал


Салон все гуще занимают серые лица соотечественников и румяные иностранцев, которых достаточно развелось в многонациональной столице; когда я смотрю на них, мне приятно дополнять эту картину время от времени поднимающимся  к моему горлышку горлышком бутылки водки. «Мммм!» – пускаю я через нос – а некоторые на меня при этом недоверчиво косятся – и решаю закурить, но не при людях, а выхожу в тамбур – курить при других людях, более к этому готовых. Облокачиваюсь спиной о стенку, делая глубокую затяжку, и выпускаю дым в потолок. Смотрю на лицо напротив, на столбы за окном, на провода; лицо напротив равно заменяется другим лицом. И это новое лицо достает из-за пазухи пузырь, откручивает пробку, протягивает мне – и спрашивает: «Будешь?» Я, конечно, отвечаю «да» и отглатываю на сколько совесть позволяет, грамм на сто – сто пятьдесят, все остальное залпом допивает предлагавший. Чуть хмурится, мнет губами, выдыхает прелый воздух с примесью успешно усвоенного желудком спирта, говорит: «Второй сын в Чечне остался… за деньгами поехал!»


Я делаю понимающий вид, будто сочувствую, а сам сравниваю в это время вкус испробованной водки с той собственной, которую еще имею в рукаве. «Все с одной бочки!» – мысленно заключаю и предчувствую, что скоро будет давка, – спешу сесть на помеченное моей кепкой место. Из соседнего вагона через незакрытые форточки ветром доносятся голоса трогательной песни: «Был пацан – и нет пацана!..» «И шапки долой, и рюмки до дна, за этого пацана!» – нараспев вторит мой внутренний голос, и глаза наливаются соленой влагой. Но это не слезы – это вино – лишнее вино. «Нет, не лишнее!» – отзывается мой внутренний голос и преуспевает в этом вопросе, вынуждая меня добить бутылочку. Вдруг! Тут! Тьфу! Короче, одним мощным рывком двери из тамбура раздвигаются, раздается хрипящий крик: «Я убью тебя, лодочник!» – все оборачиваются: бородатый громила делает уверенный шаг вперед и – нашему вниманию предоставляются: свежая пресса, горячие беляши, пончики, мороженое – и все из одного лотка со льдом. Я, наконец таки, решаюсь закусить – и покупаю беляш и кроссворд (я назвал бы это кроссворд в лаваше). Поданный мне беляш отдает запахом детства: вытошненного в пакете, бабушкой и вонючим Икарусом. Читаю первый в кроссворде вопрос: «Первый президент СССР?» «Тьфу, ебаный в рот!» – произношу вслух и делаю вид, что отгоняю газетой мух – последних мух холодной московской осени.