Тяжело вздохнув, отец покачал головой.
–Ты можешь хотя бы сказать как получил их?
Я прикусил губу, решаясь на рассказ. Было вообще тяжело думать на одном языке, а говорить на другом. Едва не заговорив на том языке, я вновь закрыл глаза.
–Я разбился о воду. Упал метров с пятидесяти на бок. Ремни на маске лопнули и разорвали щеку. Вся правая сторона было переломана… Папа, сядь! Иначе я ничего рассказывать не буду вообще!
Терпеливо дождавшись когда отец сядет, я прикрыл глаза, вспоминая то свое состояние, когда разбился.
–Голова разбита в двух местах, ребра,– я коснулся шрамов напротив ребер. – Плечо, локоть, пальцы на руке, бедро…
От воспоминаний о тех травмах меня затошнило, и я выдохнул.
–Нож от гидрокостюма в коленке. Что бы переломы срослись правильно, им пришлось… Папа, я не хочу этого вспоминать,– по щекам вновь покатились предательские слезы, и я лишь на миг удивился тому, что отец придвинул ко мне полный стакан с коньяком. -Я хотел умереть. Я не дурак, и знаю, что если не выдержали кости, то, что могло случиться внутри меня, было бы смертельным. Я просил убить меня!
Тряхнув головой, я выдохнул, и уставился на шрамы на руках от мечей и от своей несдержанности.
–Остальное просто порезы.
–А этот?– отец кивнул на звездочку, и я машинально прикрыл ее ладонью.
–Этот от ножа.
–Но…
Я отвернулся, давая понять что не стану рассказывать как его получил. Да даже если бы смог рассказать, то не стал бы этого делать. Не смог бы признаться отцу, что променял его на другого человека. Простите меня, Комоло, я не могу ему рассказать о вас. Я должен вас забыть. Даже не так, не забыть, а научиться жить без вас.
–А спина? Что со спиной? Это ожоги!
–Нет,– я лихорадочно затряс головой. – Это просто розги.
Посмотрев на отца, я вдруг отшатнулся, испугавшись. На него было страшно смотреть. Он в раз как-то словно постарел, осунулся, и в его глазах стояли слезы.
–Прости меня, папа, я не хотел пугать тебя,– поднявшись, я подобрал рубашку и, натянув ее, молча поплелся в свою комнату. Рухнул в кровать и тоскливо уставился на слабый отсвет луны. Господи, как же я буду здесь жить дальше? Это там я мог появиться и никто не стал бы удивляться моему появлению вообще, никто не пытался выяснить что у меня за шрамы и от куда, кто я был раньше и что делаю там-то или там-то. Было все безумно просто, хочешь жить – борись! А здесь за само то, что я буду бороться – меня уже не оставят в покое.