Именно в тот день жизнь ее кончилась, хотя вначале Асия не поняла этого. Только позже, оглянувшись назад, она увидела, что с того момента дни ее утратили цветность и стали пусты, пусты, как оставленный людьми дом. Она словно провалилась в яму, на самое ее дно, куда не доходило солнце. Она перестала замечать жизнь, занятая своими воспоминаниями и мыслями. Она думала во время молитвы, думала, прибирая дом, думала, готовя еду, думала, разговаривая с людьми, думала во сне, когда видела каждую ночь один и тот же сон. Это были даже не столько мысли и воспоминания, сколько попытка нащупать что-то такое в себе, что никак не давало ей покоя, и это что-то было связано с ее младшим сыном.
Она не заметила, как женились два ее сына и вышли замуж дочери. Она осталась равнодушна, когда в один прекрасный день муж привел в дом еще одну женщину. Только однажды, когда старшая дочь принесла показать новорожденного сына, в ней будто что-то дрогнуло, что-то на мгновенье прояснилось, и появилась посторонняя, не связанная с ее замкнутым кругом раздумий мысль о том, что этот младенец – своего рода искупление. Но задержать мысль, развить ее до конца и, возможно, выздороветь Асия не успела, потому что порочный круг раздумий опять засосал ее, а прояснившиеся, было, глаза вновь потухли.
С течением времени чувство вины стало разрушать тело, и душевные страдания дополнились физическими, а потом телесная боль и вовсе вытеснила все чувства и мысли. И Асия, уставшая вспоминать и винить себя, была рада этому. Черные волосы ее поседели, смуглая, гладкая когда-то кожа посерела, ноги перестали слушаться ее, и она оказалась здесь, в доме Бени, где почти забыла обо всем, кроме боли, чей приход или отсутствие означали исчезновение жизни или возвращение ее. За пять дней до смерти, получив в очередной раз короткую передышку между приступами, Асия неожиданно испытала давно забытую радость жизни, вне зависимости от чего бы то ни было. Вскоре после этого она впала в забытье и умерла, не приходя в сознание.
Полина, соседка Асии по комнате, говорила потом, что слышала, как Асия незадолго до кончины разговаривала со своим Дави, при этом на лице ее блуждала счастливая улыбка.
Ветер становился сильнее с каждой минутой. До края обрыва в этом месте оставалось метра три, не больше, а дальше – на двести метров вниз скала уходила в море. Я смотрела, не отрываясь, себе под ноги, потому что если поднять глаза, то увидишь, что через десяток шагов дорожка забирает вправо, еще ближе к обрыву.