И дальше: «Случаются мгновения, когда тебе не на что опереться, нет друзей и уж тем более учителей, нет никого, кто протянул бы тебе руку, когда издательства, премии, стипендии – это для других, для тех, кто раз за разом повторяют „да, сеньор“, или для тех, кто поёт хвалы литературным генералам, коих вокруг тьма тьмущая и их единственное примечательное свойство – полицейский взгляд на жизнь, от них ничего не ускользнёт, они ничего не прощают».
Когда я прочитал эти строки, то прямо-таки вздрогнул: каждое слово здесь моё, каждая запятая моя, всё родное, вплоть до упоминания Архилоха.
Вот это-то презрение к литературе и объединяет нас – поэта Боланьо и его тень, Бренера Сашку.
4. Недавно я прочитал «Чилийский ноктюрн» – могучую повесть Боланьо.
Это очень страшная книга, как некоторые сказки.
В «Чилийском ноктюрне» речь идёт о том, как делается литература.
Время действия – дни после переворота Пиночета.
Социалистическое правительство Сальвадора Альенде пало.
Сам Альенде убит в президентском дворце Ла Монеда.
Множество людей арестовано и брошено в тюрьмы.
Но жизнь, как водится, продолжается.
В предместье Сантьяго стоит в саду особняк – хороший, защищённый от чужих взглядов.
Там живёт американец Джимми Томпсон и его чилийская жена Мария Каналес – молодая писательница, работающая над своим первым романом.
У них два очаровательных ребёнка.
Мария Каналес держит в доме литературный салон, в котором, несмотря на комендантский час, собираются писатели, музыканты, критики, люди искусства.
Они хорошо проводят время: слушают пластинки, пьют виски, закусывают, курят, говорят об искусстве.
Но вот однажды один из гостей сильно напился, пошёл в туалет и заблудился в громадном доме.
В конце концов он оказался в подвале.
Там была какая-то дверь, которую он толкнул и попал в темноту, пропитанную чем-то опасным.
Пьяный гость (теоретик авангардистского театра) нащупал выключатель: вспыхнула электрическая лампа.
Там на металлическом топчане лежал голый человек, привязанный за кисти и лодыжки.
Лицо его было закрыто повязкой, но слышалось дыханье.
Возможно, этот несчастный, прикрученный к койке, лечил сном свою боль, свои чудовищные страданья.
На теле виднелись раны: загноившиеся язвы и рубцы со странными пятнами, как бывает при переломах.
Взглянув на распростёртого человека, теоретик авангарда обомлел, а потом выскользнул из комнаты, прикрыв дверь снаружи.