Я не мыл аквариум, и рыбки погибли, хотя кормить я их не забывал. Помню, папа с грустным лицом отправил их в унитаз. Я стоял за отцовской спиной и смотрел на этот акт прощания. «До свидания, мне было весело с вами. Какое-то время». С тех пор у меня не было никаких домашних животных, не хотелось.
Аквариум.
Это те же рыбки. Только сейчас они смотрят прямо на меня, зависнув в толще воды, вообще не двигаются. Я прижал лицо и прикрыл его руками так, чтобы меньше видеть свою глупую морду в отражении. Но лучше б я видел её, потому что сразу после этого я разглядел чужое лицо по другую сторону аквариума. Послышался глухой собачий рык, и я упал назад, отбив копчик, от чего почти весь мой позвоночник хрустнул. Аквариум свалился под ноги, не разбился, но всё содержимое разлилось под одежду. Рыбки приплыли прям между ног и остановились у коленей. Ни одна не дрыгалась, они все мертвы. Я поднял голову и увидел… не собаку.
Собачий лай, но шёл он из человеческого рта. Там сидела моя мама на привязи к ничему, к пустоте. Цепь от её шеи уходила в темноту и другой конец не был виден совсем. Мама абсолютно голая. Благо, я не увидел ничего, так как она сидела, прижавшись к полу в позе ребёнка. Её торчавшие волосы мокрыми лентами висели на красном лице. Она лаяла, и из её рта капала вязкая слюна. В маминых глазах горел бесконечный гнев. Я испугался и попятился назад, пока это взгляд не скрыла тьма. Как только мама исчезла, я услышал жалобный скулёж, а за ним ничего. Больше никаких звуков. Один ли я теперь здесь? И где здесь?
Мам?
После вслух произнесённого вопроса я что-то увидел на полу, прямо перед собой.
Всё вернулось. Я в больничной палате, сижу в углу. Пахнет свежей краской. Тут так чисто, будто прошлась целая бригада санитарок. И я на кровати лежу. Другой, второй я. Ко мне подсоединены кучи трубок. В рот, в ноздри, между ног. Руки скрючены, будто держусь за больной живот. Не вижу своего дыхания, но судя по экранам слева от меня, я ещё дышу.
Я подошёл ближе и взял «себя» за руку. Меня отдёрнуло мягким ударом тока, а он пошевелил пальцами рук. Показалось, что мои, но всё-таки чужие глаза сейчас откроются. Словно он спит, но нет. Вряд ли он… я сплю. Дверь была на половину открыта, и оттуда могу слышать множество голосов, и мужских, и женских. Мимо проходят люди. Я хотел было подойти и открыть её полностью, как дверь отворилась с той стороны, и вошёл доктор. У него седая, но густая борода, закрывающая большую часть лица. Лет пятьдесят ему, ближе к шестидесяти, но его обилию волос на голове позавидовали бы многие. Они до сих пор, в отличие от бороды, чёрные, ни одного седого волоса. Доктор, держа принесённую с собой планшетку, осмотрел показания приборов, что-то черкнул у себя и позвал медсестру. Зашла молодая девушка в только что выглаженном больничном халате. У неё светло-зелёные туфли. Я загляделся на них и прослушал, что сказал врач, застав лишь: «Позвоните родным».