Я стоял с тупым выражением. Багровость её лица стала пропадать, а вместе с ней и сама толстуха заметно уменьшилась. Теперь она не высилась надо мной с разрывом в несколько голов, и наши взгляды почти на одном уровне. Её притягательные губы всего в нескольких сантиметрах от моих, она прикусила нижнюю и отвела взгляд. Мне стало тошно, неприятно. Я всё равно видел, что за её покусываниями стоит что-то жуткое. Уверен, она представляет, как жуёт моё бедро или то, что болтается там же.
– Я пойду?
– Выход в той стороне. – Она указала за мою спину. Подумал сначала, что гигантесса захотела обнять меня. Я обернулся, и моя шея звонко хрустнула. Там засветилась ещё одна дверь с витражным стеклом, на котором изображён голубь.
Я кивнул женщине. Точно сам не понял, что вложил в этот жест. Я благодарен ей? Я рад проститься с ней на добром слове? Чёрт его знает. Она посмотрела мне прямо в глаза, а я отвернулся и ушёл, у самой двери остановившись и взглянув на часы. Стрелки, вроде бы, на том же месте, как когда я их впервые получил. Пыль под стеклом мешала двигаться, и механизмы бились в странных конвульсиях, силясь сместиться хоть на миллиметр. Единственное, что изменилось, это трещина. Маленькая трещина на стекле у верхнего изгиба циферблата. Она почти незаметна, но вот на ощупь ощущается очень даже явно.
По шее прошёл холодок. Женщина будто стоит и дышит мне прямо в затылок. Она и правда никуда не ушла, стоит там же. Между нами около двадцати шагов, я не хочу сокращать их число. Надеюсь, она тоже. Я медленно, будто опасаясь, что ручка двери раскалена до тысячи градусов, приложил свою ладонь, повернул, дверь неохотно скрипнула и поддалась движению. Из маленького сквозняка узнал одно – там дальше холодно, а я в одной рясе. Что я могу изменить? Сейчас ничего. Но я всё равно стоял, хоть и понимал, что иного пути нет, только за дверь. Прошлое уже проводило, хоть и пыталось странными способами приманить. Я прижался лбом к витражному голубю, оба его глаза похожи на лягушачьи. Он своими тупыми зенками осматривал меня и то, во что я одет. Голубиные-лягушачьи глупые глаза осуждали, хотя какое мне дело до странной птицы на стекле? Но я всё равно лбом чувствовал чужеродную неприязнь, обращённую ко всему моему существу.
Из-за двери полилась вода, я попеременно поднял ноги, но потом всё равно твёрдо встал, ступни уже всё равно мокрые. Вода лилась дальше, за мою спину. Там уже никого, гигантская женщина ушла, свет тоже погас. Я видел, как будто сама темнота отражается от поверхности тонкого слоя воды, открыл дверцу шире, и поток усилился. Запахло плесенью, мне не нравится, но кое-что заставляет пойти вперёд. Голоса.