Роман решительно потянул Юлю из-за стола. И, чувствуя себя виноватой в происшедшей напряженной сцене всеобщего непонимания, Юля, щелкнув магнитной застежкой прозрачной занавески на импровизированной двери беседки, невольно обернулась. И вид глубоко несчастной матери Романа, ее сжатые кулачки у подбородка, словно она в испуге старалась сдержать невольный возглас ужаса или смятения, – все эта внезапная пустынность за праздничным столом, где близкие люди потерялись в непонятных подозрениях и взаимных обидах, заставили Юлю затормозить за нарядной калиткой и спросить Романа в лоб:
– А ты уверен, что прав?
– Юля, пошли к тебе! Не могу я видеть эту его довольную физиономию! Как же, все за меня решил! Благодарности моей ждал! Ни в какую Москву я не полечу!