Северный Иудаизм отличался от Южного в той же степени, каке Иудея отличалась от Израиля – он был более толерантен, более мягок, менее националистичен. Об этом говорят сохранившие тексты древнего Израиля – «Песнь Песней» и «Экклезиаст», в которых чувствуется как жаркое Солнце Египта, так и свежий ветер Греции.
Древний Израиль не знал расовых законов Иудеи, и его жители обеего пола совершенно спокойно брали в жёны и мужья инородцев, и ни у кого это не вызывало никакой агрессии. Обстановка в Иудее была совершенно другой. Иудея несколько раз осуществляла расовые чистки и её религия веками продолжала транслировать открытую расовую нетерпимость.
Отчасти в этом заключалась одна из причин неприятия Римлянами Иудейской религии – внутри империи не удавалось в одной из провинций установить безусловные Римские стандарты.
Юг ненавидел Северных пророков, считая их предателями, революционерами, соглашателями с врагом, проходимцами, поэтому с такой лёгкостью ловил их, и истреблял, а также с удовольствием выдавал Римской власти в качестве мятежников и преступников, выступающих против законной Римской власти. Римские чиновники были тоже обычными коррумпированными людьми и им далеко не всегда хотелось разбираться в мутной мотивации Иудейских странников. Разумеется, они докладывали о множестве ораторов, фокусников и пророков в Рим, находя в этом умножение проблем, недовольств и общего общественного неустройства. Так Север и юг Иудеи, существуя вроде бы в одном государстве, никогда не сольются в единую сущность, и этот разрыв и повлечёт за собой особый духовный склад, который позже выродится в «Христианство» Галилеи.
Рим стремительно расширялся, совершенствуя как методы нападения, так и средства дипломатии. Все его успехи были на краю между победой и гибелью и об истинных проблемах Рима можно судить не по тому, что Рим пышно описывал, но по тому, о чём в Риме тщательно умалчивалось. Дела на Западе гремели трубно. Дела на востоке обычно замалчивались – тут хвастаться было нечем. Страшный сон Рима – Персия как стояла в его начале, так продолжала существовать, когда от Рима ничего не осталось. О делах в Иудее тоже писать не стоило, это было вязкое и кровакое, долгое месиво.