Репетиции танца на пятую годовщину свадьбы были для него пыткой. Нашим преподавателем была красивая бодрая женщина с плотными формами. Дима никак не мог расслабиться и погрузиться в танец, не выдержав смотреть на наш восьмой безуспешный прогон, она подошла к Диме и, похлопав ладонью по его щекам, бойко произнесла:
– Эй, да хватит вам уже дуться и хохлиться, как одинокий пингвин.
Вспомнив ошеломлённое такой непозволительной наглостью лицо Димы, я тихо хихикнула.
– Ты чего? – заметив мой смешок, вопросительно посмотрел он.
– Да так, вспомнила нахохлившегося пингвина.
– По-твоему, это было забавно? – резко отстранившись от меня, спросил он.
– Дима, ты чего? – примирительно улыбнулась я. – Это было мило, я люблю пингвинов, ты мой Лоло4! – я прикоснулась ладонями к его щекам, но он отдёрнул мои руки.
– Признайся, тебе просто доставляет удовольствие унижать меня? Вспоминать мои неудачи, да? – с нарастающей злостью проговорил он.
– О чём ты? Конечно, нет. Ты заводишься из-за ерунды, – снисходительно улыбаясь, произнесла я.
– Ерунды? Ты наглая лживая тварь, которая насмехается надо мной! – громко прокричал он.
Я закрыла уши руками, стараясь не слышать произнесённых слов, и, закусив от обиды губу, тихо сказала:
– Я прошу тебя, давай просто продолжим ужин.
– Ты думаешь, я так просто тебе это прощу? – его глаза вновь наполнились дикой яростью.
Он подошёл вплотную ко мне и резким движением сжал свои пальцы на моей шее.
– Дима, отпусти! – я пыталась убрать его руки, но тщетно, его хватка всегда была крепкой и нерушимой. Подушечки пальцев всё больнее сдавливали мою кожу. – Почему ты всегда делаешь мне больно? – плача от осознания собственного бессилия, прошептала я.
– Потому что ты это заслужила, – со злостью проговорил он, цедя каждое слово сквозь плотно сомкнутые зубы.
Он ещё несколько минут сжимал моё горло, наблюдая за беспомощными попытками вырваться с каким-то нелепым сладострастием. Я уже начала чувствовать острую нехватку воздуха в лёгких, когда он, наконец, разжал пальцы.
Я рухнула на пол, откашливаясь и тихо плача.
Он нервно засобирался. Взял ключи, накинул куртку, уже почти уйдя, вдруг вернулся. Я вжалась в стену, испугавшись, что моё наказание продолжится, но он, ухмыльнувшись, прошёл мимо. Подошел к сервированному мной кухонному столу и с силой дёрнул скатерть, послышался противный громкий лязг бьющейся посуды. Удовлетворенный собственной выходкой, он ушёл. Я видела через стекло, как блеснули огни его уезжающей «Астон Мартин» и раздался пронзительный рёв мотора.