Сам по себе, вне языка мат ничего не значит, он лишь паразитирует на языке, который отлично обходится без него: в «Войне и мире», например, есть всё, но нет мата; то же и в «Тихом Доне». Являясь суррогатом языка, его безликой подменой и уподобляясь собачьему лаю, он, прежде всего, обличает языковое убожество его рабов. Они пытаются возместить им личностную несостоятельность и неполноценность, на деле лишь усугубляют её.
От мата идёт мертвенность – и умерщвляет окружающее. Дети, вырастающие в такой среде, развиваются ущербными психически, умственно, культурно. Взрослея, они становятся невменяемыми в своей агрессивности и сквернословие становится для них привычной средой обитания. Словесный смрад, исходящий от них, поражает окружающих. Порой от этого у людей происходят стрессы, подскакивает давление, увеличиваются сердечные боли, портится настроение – наносится огромный вред здоровью.
В диком поле словесного чертополоха культура не может нормально развиваться и деградирует. Распространяется безъязыкость, резко снижается коммуникативность людей, особенно на культурном и духовном уровнях. Её вытесняет пошлость, хамство, грубость – атрибуты зоны, лагеря, вырождения. Отсюда рукой подать, как замечают филологи Ремнева и Комлев, до языкового зомбирования: «Примитивность языкового мышления создаёт благоприятную почву для примитивизации логического мышления, этакой формы языкового зомбирования»[1]. Сквернословие прежде всего разрушает личность. Теряется оригинальное, выдающееся. Оно настроено на заурядность и всех стремится подогнать под неё, сделать серой массой. Лишает мысль полёта.
Но самое ужасное зло – сквернословие порождает безымянность. Для сквернословов не требуется знать и величать по имени-отчеству. Какое отчество, когда даже имя заменяется кличкой, а то и вовсе человек никак не называется, он уже «эй-ты». Что может быть горше – стать безымянной чуркой. Безымянность сродни безликости. Безликое стадо, безликая масса, безликая тьма… И как имя связано с ликом, светом, созиданием – именами ткётся полотно бытия, – так безымянность раздирает ткань бытия, обрекая её на погибель. Матерщина именно насаждает безымянность.
Насколько имя созидает язык, собирая и сгущая его собой, делая его целостным, настолько безымянность и безликость в языке, вторгающиеся в него через разрывы, производимые сквернословием, губят его. Происходит разрушение языка. Языковой нигилизм сквернословия аннигилирует, отрицает сам язык. Язык как бы проваливается в пустоту, как сквозь дыры уходит в небытие. Один московский филолог так и определил: мат – это чёрные дыры языка, которые затягивают в провал небытия всё языком созданное.