Мне снилось в ту ночь, как плясало пламя костра. Девичьи юбки плескались на ветру. Руки же девушек были сцеплены вместе – они вели хоровод.
Я одна стояла в тени. Никогда не любила такого веселья – и веселье обходило меня стороной.
Не могу определить, сколько мне было лет, но я чувствовала себя молодой. Стояла, разглядывая браслеты под своими белыми рукавами. Тяжёлые подвески свисали на мои виски, не давая шевельнуть головой.
Я была одна – и оттого, что даже здесь, во сне, я остаюсь такой же одинокой, как наяву, сердце сжимала тоска.
Арфы и барабаны наполняли звоном тёплый летний воздух. Ароматы трав, сгоравших в костре, пьянили не хуже вина.
Чарка с мёдом переходила из рук в руки, но никто не думал передавать её мне.
Пляски подходили к концу, и откуда-то из людской толпы донесся печальный напев, резанувший по сердцу не хуже ножа.
Песенник вёл сказ о мире за стенами наших городов – о мире, полном людей, куда не ступала волчья нога. Я знала, что все его слова ложь – люди не несут зла для нас. Люди живут среди нас. Я никогда не боялась людей и не верила, что те пойдут однажды на наш народ войной.
Но песня полнилась грустью, и грусть эта вторила моей собственной тоске.
– Почему ты одна? – голос прозвучал так близко, что я вздрогнула и отпрянула прочь.
У мужчины, выросшего из ниоткуда передо мной, были серые глаза. Спокойные, как осеннее небо. Слабо мерцавшие в свете костра серебром.
– Я не люблю, когда чужие руки касаются меня.
– Врёшь, – мужчина поймал мою ладонь и поднёс к лицу, касаясь губами.
Я вздрогнула. Поцелуй обжигал. И сам мужчина вызывал странное чувство родства, как будто я была предназначена для него, а он – для меня.
– Ты ждёшь меня, – в унисон моим мыслям произнёс он. И я, сама того не ожидая, выдохнула:
– Да…
Печальные звуки песни стихли, и снова загремели барабаны. Он потянул меня на себя, вовлекая в безумный танец. Огни мелькали теперь со всех сторон, но я не замечала вокруг себя ничего, кроме жара его рук и блеска его глаз, смотревших на меня. Страха не было. Я знала, что он прав. Всё это время я ждала только его. Всё это время мне нужен был только он, и если могла у меня когда-нибудь быть семья – этой семьёй тоже был один он.