Среди улик, на которых основывалось обвинение, имелось и весьма необычное для судебной практики тех лет свидетельство о совпадении индивидуальных особенностей обуви Роберта Хенсена и следов на поле, предположительно оставленных убийцей. Шериф настаивал на том, что сравнил отпечатки в мягком грунте с подошвами ботинок арестанта и они оказались не просто похожи, но одинаковы по целому ряду уникальных признаков. Речь шла о том, что туфли Хенсена имели на подошвах V-образный рубчик, а кроме того, она были сшиты так, что кусочки кожи образовывали многочисленные «гребешки». Честно говоря, не совсем понятно, о каких «гребешках» идёт речь, фотографий этой обуви автору отыскать не удалось, однако для нас важно то, что туфли обвиняемого представлялись судье и присяжным, а вместе с ними демонстрировались и гипсовые слепки с отпечатков обуви предполагаемого преступника, найденные на поле у дома Ван Лью, так что присутствовавшие в зале суда могли видеть своими глазами то, о чём говорил обвинитель.
Несмотря на протест защиты, оспаривавшей происхождение упомянутых отпечатков от обуви убийцы и доказывавшей невозможность корректного сравнения с ними туфель Хенсена, точка зрения обвинения возобладала и улика была признана заслуживающей внимания.
Результат заседания Большого жюри оказался вполне предсказуем – улики против Роберта Хенсена были признаны достаточными для представления суду присяжных. Это был очень плохой знак – чёрный рецидивист, с дурным характером и взрывным темпераментом, ранее притом уже подозревавшийся в убийстве белой женщины, имел очень мало шансов быть оправданным в суде с белыми присяжными заседателями. Сложно сказать, понимал ли Хенсен всю степень нависшей над ним угрозы. Наверное понимал! Насколько можно судить по газетным статьям, публиковавшим стенограммы судебных заседаний, Боб имел быстрый ум и дураком точно не являлся. Другое дело, что будучи человеком желчным и по большому счёту очень недобрым, свой ум он не прикладывал к чему-то дельному и полезному, а растрачивал на какие-то несуразности.
Процесс, который начался 6 марта 1901 г., ярко продемонстрировал дефекты его поведения. Во-первых, Хенсен не отказался от дачи показаний, хотя защита очень рекомендовала ему это сделать. Во-вторых, он пристально и подолгу рассматривал присутствовавших в суде, что можно было расценивать как своеобразный вызов. Хенсен был не в том положении, чтобы бросать какие-то вызовы, но… объяснить ему это было невозможно! В-третьих, он непрерывно жевал табак и делал это, даже отвечая на вопросы судьи, что выглядело демонстративным неуважением (хотя формально жевание табака в суде не было запрещено). В-четвёртых, он громогласно смеялся и комментировал смешные по его мнению моменты, за что получал замечания судьи. Давайте скажем прямо – более неосмотрительное поведение представить сложно!