Валентин Петрович медленно повернул голову и всмотрелся в лицо парня своими серыми, мутными от старости глазами. Смотреть ему пришлось снизу вверх, но это его не остановило.
– Переспрашиваешь, гад? – со зверским удовлетворением спросил он, – вопрос, стало быть, непонятен?
Парень в свою очередь опустил глаза на Валентина Петровича, но промолчал. Он молчал и только хлопал длинными, почти девическими ресницами. При этом зрачки его темнели и дрожали, то сужаясь, то расширяясь. Это были зрачки не человека даже, это были черные пульсирующие дыры, через которые проливалась на мир, украшенный плодами труда человеческих рук, какая-то безрадостная, беспородная и бесприродная пустота. Павлу яростный взгляд бывшего следователя КГБ показался симпатичнее сухого и бессмысленного, как шорох пыли по асфальту, взора настиного приятеля.
Настя снова повернулась к старику.
– Отстаньте от него, – с отчаянием в голосе крикнула она, – он-то при чем?
– Я не при чем, – как слабое эхо повторил парень, вдавился в стену и выскользнул из-под руки Валентина Петровича, который, потеряв опору, чуть не упал, но ухватился за косяк и таким образом удержался на ногах.
– А ты за него не заступайся! Этот сопляк к тебе прилипнет, не оторвешь. Потом всю жизнь не отмоешься.
Парень прошел через кухню и сел на табурет возле плиты с той стороны, где стояла Настя.
– Слезь с моей табуретки, – взвизгнул Валентин Петрович и сделал новую попытку шагнуть вперед, но зашатался и снова ухватился за дверной косяк.
– Где хочу, там и сижу, – ответил парень, нисколько не смутившись. Прикрытый от стариковского гнева настиным телом он почувствовал себя в безопасности и удовлетворенно прикрыл веки.
– Уколотый, – подумал про него Павел. Он уже подумывал, не пора ли вмешаться и увести Валентина Петровича в его комнату. Это был самый простой способ установить равновесие в квартире. Забавно, но такое равновесие совсем не похоже на гармонию. Пожалуй, мир (в политическом смысле) – это взаимное терпение двух врагов, а гармония – свидетельство единства и форм, и содержания.
– Ты, чертова задница! Гад-демократ! Скажи своему хахалю, чтобы убирался! – снова завопил Валентин Петрович, первую часть фразы, обратив к парню, а вторую к Насте.
– Сам ты задница! – парень приподнялся, спустил джинсы и повернулся к Валентину Петровичу своей оголенной пятой точкой.