Хотя операцию, при которой ребёнку вставляли чип для подключения к виртуальной реальности, создаваемой сетью, делали ещё в младенчестве, в детстве никого в виртуал свободно не пускали. Кому это нужно – получить ни на что не годного получеловека, не собирающегося ничему обучаться, потому что всё, чего он хочет – это жить в виртуале, где можно выбрать себе любое окружение и любую жизнь. В конце концов, правда, это и получалось, но сперва человек должен был получить какое-то образование и развить мозги, усвоить какие-то полезные навыки и развить руки, позаниматься физкультурой и развить хоть немного своё тело и так далее.
Сетеботы-воспитатели, созданные и контролируемые сетеразумом, очень дозированно допускали использование виртуала для обучения. Такое обучение всегда очень нравилось и воспринималось как игра, всё равно, насколько сложным оно было. Учителя использовали его как награду за хорошее поведение и старательное обучение, которой можно было лишить за непослушание, отсутствие прилежания на других уроках, проводимых в традиционном древнем стиле, и так далее.
Но всё-таки, пусть только как награда, пусть немного, виртуал использовался. При этом сетеразум узнавал, кто из детей, к их несчастью, или, на самом-то деле, к счастью, не способен полноценно включаться в виртуал. То есть жить там, как в реале. Они были на всю жизнь обречены останавливаться на стадии примерно шлема дополненной реальности, когда жить в неполноценном, по ощущениям, виртуале помогает собственное воображение, но в реальность происходящего меньше веришь, чем не веришь. Эти обречённые жить в реале и были элитой, как их называли остальные, или прóклятые, как считали они сами.
* * * *** * * *
Девочка Ана была из их числа. Её, как и прочих элитных детей, отделили от сверстников, поместили в лучшие условия и воспитывали и обучали отдельно. Ей, как и многим прóклятым, хорошо давалось программирование, которое и должно было стать её профессией. По большей части сетеразум обновлял составлявшие его программы сам, но в некоторых случаях хитрости самообучающихся нейронных сетей не хватало для решения, требующего настоящего творчества, эффективнее оказывался всё-таки человеческий разум. По крайней мере, так предпочитали думать сами программисты. Правда, в процентном отношении таких случаев становилось всё меньше; но сетеразум развивался вглубь и вширь, и программистов всегда не хватало.