– Прикинь, годами катаешься и все колеса целы. А потом – бац! – и едва ли не каждый день ловишь то гвоздь, то шуруп. Вот скажи, как это называется? Только не гони волну про закон подлости, меня такие отмазки только бесят. Следи за моими мыслями. Летом асфальт плавится, резина к нему прилипает и наворачивает на себя всю гадость, которая в него попала. Получается, что летом вероятность получить гвоздь в колесо гораздо выше, чем зимой. Верно?
– Ну, да, – неуверенно подтвердил Горностаев. Ни шинами, ни легковушками он не интересовался, хватало и общественного транспорта, в крайнем случае, ловил бомбилу.
– А вот фигушки! – торжествующе отрезал сосед. – Именно зимой я пять раз – улавливаешь – пять раз побывал на шиномонтаже. А летом, будто бабка пошептала, где только ни катался, я ведь рыбак со стажем, у меня щука не забалует, и хоть бы хны. Как думаешь, что это значит?
– Наверное, на шины как-то влияют времена года, – предположил Андрей.
– Едрить тебя налево! – в сердцах воскликнул сосед. – Я ведь просил следить за моими мыслями. Три года назад я нахватал гвоздей летом, причем здесь времена года?
– Зимой асфальт твердый, когда шина наезжает на шляпку гвоздя, он дергается, становится дыбом и пробивает ее.
– Объясни, умник, – теряя терпение, поинтересовался сосед, – почему гвозди и шурупы охотились за моей резиной сначала только летом, а потом исключительно зимой? Во! И я не знаю.
Какого либо разумного ответа Горностаев не придумал. Да и какая разница, когда в шину вопьется гвоздь? И вот сейчас, издали наблюдая, как ребячливые молодожены угощают друг друга поджаренными сосисками, ему подумалось, что дотошный сосед имел все основания для беспокойства.
***
Андрей увлекся горными лыжами пять лет назад. Домбай с необъезженными склонами, дикий Чегет, трехкилометровая трасса в Абзаково близ Магнитогорска и Большой Вудъявр в Хибинах, задыхающийся в объятиях северного сияния. Спрашивается, какого рожна поперся на горнолыжный курорт Ясна в Словакии? Соблазнился горой Хопок высотой в два километра и прогадал: ведущий на вершину подъемник так и не открыли, якобы из-за скверной погоды. Словаки вообще интересные ребята. Когда разбушевалась метель, подъемники красных трасс, то есть средней сложности, не отключили, и Андрею, выехавшему на обледеневший склон, ветрюган дал такого пинка, что он едва устоял на ногах. Потеряв ориентацию, спускался вслепую. Обошлось. Утром следующего дня он поднялся на станцию Лукова, чтобы прокатиться по черной, самой крутой трассе. Вчерашняя метель, намаявшись, поджала хвост и убралась подобру-поздорову. Утопающее в лазури небо принарядилось: пухлые кораблики облаков неспешно проплывали, держа курс на соседнюю Польшу. Свежевыпавший снег слепил глаза, спасали защитные очки, с которыми Горностаев не расставался. Когда спуск почти обезлюдел, Андрей заскользил по идеально вылизанному ратраками склону, но на середине перед ним внезапно возник какой-то безбашенный лыжник в канареечном комбинезоне. Не устояв на ногах, пижон свалился, подняв снежную пыль. Сманеврировать Андрей не успел: с маху врезался в нежданное препятствие, перекувырнулся через голову и отключился. Открыв глаза, увидел неподалеку снегоход и двух спасателей, один из которых, на глаз определив национальность пострадавшего, заговорил на ломанном русском. Поинтересовался самочувствием и объяснил, что вызвали helicopter. Горностаев не знал, входит ли в страховку вертолет, и категорически от него отказался, но спасатель жестом указал на лежащего ниже по склону канареечного лыжника и пояснил, что с ним еще хуже, в сознание не приходит. Обоих в вертолет загрузили на носилках. От укола в кисть Горностаев поплыл по волнам благодати, но ясность мысли сохранил. В больнице с его слов заполнили трехстраничную анкету и попросили дать согласие на операцию. Пришел в себя в больничной палате, с загипсованной правой ногой: переломанные малую и большую берцовые кости соединили с помощью саморезов титановыми пластинами. Молоденькая медсестра, пахнущая духами и лекарствами, по-русски не говорила, но словацкий язык оказался несложным, хотя и своеобразным. Выяснилось, что подрезавший Андрея поляк нехило поплатился за лихачество: до сих пор в реанимации.