Макагонов вскочил на ноги, ловя удивленные взгляды. Наскоро попрощался с сослуживцами, быстро пожимая многочисленные руки. Схватив скатку и вещмешок, выскочил из вагона и направился следом за полковником, широко шагавшим к голове эшелона…
Та же станица в Казахстане. Мчится всадник во весь опор. Несколько станичников смотрят на его приближение из-под руки. Всадник резко осаживает коня и кричит:
– Война! Собирай народ! Война началась!
Двое мужиков метнулись к центру села. Ударил колокол. К центру села потянулись торопливо люди. Казачки бежали, подоткнув повыше подолы юбок, чтоб не мешали. Босые ноги перемалывали пыль. Подростки и дети неслись сверкая пятками. Некоторые поддерживали свисавшие портки на помочах, часто вытирая рукой вспотевшие лбы…
Юрий Макагонов услышал о войне в сарае, когда собирался подковать коня на передние копыта. Было ему всего шестнадцать, но выглядел старше своих лет. После ухода брата Василия на финскую войну, все мужские дела свалились на его плечи. Он только примерился с подковой к копыту и собрался ударить молотком, как громкий крик с улицы:
– Все на площадь!
Заставил его выронить подкову и обернуться на распахнутые воротницы. Посмотрев на выпавшую подкову, выскочил во двор. Из дома выбежала Акулина с маленькой дочкой на руках. Притиснув ее к груди, смотрела на деверя. Выдохнула:
– Хосподи! Чего случилось-то?
Юрий нахмурился, внешне став еще старше. Словно действительно взрослый резко оборвал невестку, обтирая руки о какую-то тряпку, висевшую на воротнице:
– Не причитай! Счас узнаю…
Акулина покачала головой:
– И я с тобой!
Он не стал возражать. Подошел к крыльцу. Ополоснул босые ноги в старом корыте с водой. Усевшись на ступеньку, ловко обернул портянку и принялся натягивать сапоги. Но не успел. Во двор вбежали одновременно мать, сестра, старшая племянница и дядька Иван, торопливо скакавший на протезе, дополнительно опираясь о землю палкой. Мать запричитала:
– Хосподи! Дитятко мое! Васенька! Ой-й-й…
Юрий вытаращил глаза, уронив второй сапог:
– Ты чего мам, воешь так?
Мрачный дядька буркнул:
– Так война ведь… С ерманцем… Вася наш рядышком с той границей. Я-то те места еще помню по четырнадцатому…
На этот раз Юрий застыл, все же успев поднять сапог. Переводил взгляд с плачущих сестер на мать, затем на заплакавшую в голос Акулину, уткнувшуюся в плечо раскричавшейся дочки. Старшая племянница тоже заревела, хоть и не понимала, что произошло. Николай выдохнул тихо: