"Подождите, пожалуйста! – крикнул он ей еще на бегу – Я чуть не опоздал!" Долетел, остановился перед ней, протянул цветы – "Это вам! Извините, что букетик маленький, я подумал, что такой вам будет удобнее нести, вы же с собачкой! И… я даже не знаю, как Вас зовут…"
Он говорил и смущался одновременно, объяснял, что спешит, опаздывает на работу, доставал из кармана и протягивал ей визитку со словами – "Пожалуйста, позвоните мне днем, я Вас очень прошу! Очень!" А она стояла молча, улыбалась только и кивала – «Да, позвоню!»
Он, заручившись ее обещанием, запрыгнул в машину и уехал, она, немного постояв, двинулась домой, то и дело охлаждая запылавшие вдруг щеки нежными волнами флера розовых лепестков.
Она позвонила. И не стала отказывать ему в просьбе о свидании. И когда он взял ее за руку, просто пошла за ним, поддавшись странному чувству спокойствия и предопределенности, предначертанности событий. В полутемном кафе неотрывно смотрели друг на друга через струящийся кофейный аромат, оставив за его пределами остальной, непосвященный, лишний мир, что-то говорили, чему-то смеялись негромко, больше молчали. Они сошлись, как пазлы, по одному – непонятно, извилисто, разбросанно, а вместе – накрепко, не разъединить – четкий, ясный рисунок, идея, смысл…
Он проводил ее до дома, и вошел вслед за ней… С ним она словно забыла все на свете, словно не существовало ничего более…
Позже, когда ее голова покоилась у него на руке, он изрек глубокомысленно, пространно глядя в потолок – "Между нами существует непреодолимое препятствие…" Душа ее рухнула вниз, в пропасть, подумалось лишь – "Ну вот и все, так скоро…" А он продолжал – "Это моя кошка, Матильда! И она не любит собак! Как мы будем решать этот вопрос?" – и повернулся к ней со смехом. "О боже!" – выдохнула она и разрыдалась. "Прости, милая, я дурак, я глупо пошутил!" – он испугался ее слез, успокаивал, обнимал крепко.
Они не расставались теперь надолго, жили чаще у него, а Матильда неожиданным образом приняла Жорика очень даже хорошо и миролюбиво, провела его по дому, рассказала, где что лежит, пустила поваляться на своей подушечке, подписанной золотыми буквами. Все складывалось так необъяснимо сладко, что Тане становилось страшно иногда, боязно – наяву ли все это, не сон ли, не будет ли пробуждение тяжким и ужасающе болезненным?…