Потом он услышал мягкий голос Левушки.
– Пойдем, выпьем, – сказал этот голос и Левушкина рука потрепала его по плечу.
– С удовольствием, – сказал Давид, ища глазами Ольгу. – Только – что?
– Погоди, я сейчас принесу, – сказал Левушка, останавливаясь возле подоконника. – Постой пока здесь… Знаешь, что Мордехай приехал?
– Уже имел счастья с ним беседовать, – сказал Давид.
– И что? – спросил Левушка.
– Он влюбился.
Левушка захихикал и сказал:
– Влюбленный Мордехай. Похоже, что это серьезно.
– Еще как, – сказал Давид. – Особенно, если учесть, что он влюбился в нашу Ольгу.
– Вот это да, – сказал Левушка. – Боюсь, что ей теперь не позавидуешь. Ты бы с ним все-таки поосторожней, Дав.
– Вообще-то я его знаю двадцать пять лет. В один садик ходили.
– Ну и что? – сказал Левушка. – А что если он особенно опасен в брачный период?.. Ты представляешь? Да он тут все сметет, к чертовой матери.
– Двадцать пять лет, – повторил Давид.
– Ну, смотри сам, – сказал Левушка, исчезая в толпе и через минуту вновь появляясь, держа что-то под топорщившимся пиджаком.
– Вот, – сказал он, ставя на подоконник пол-литровую банку, два стаканчика и небольшой кусочек черного хлеба. – Между прочим, это все наше.
– Похоже, мы опять богаты, – сказал Давид, поворачиваясь спиной к галдящей толпе.
– А ты как думал?.. Кстати, в банке спирт. Правда, немного теплый, но я думаю, это ничего.
– Это определенно ничего, – сказал Левушка, разливая.
– Тогда поехали, – Давид взял в руку стаканчик. – Сам знаешь – за что.
– Буль-буль, – сказал Давид и выпил.
– Прошу закусить, – сказал Левушка.
– Про закусить не может быть и речи, – Давид принюхивался к запаху спирта. – Мне хочется сегодня не закусить, а нажраться, как последняя свинья. Так, чтобы потом не пускали на порог и долго вспоминали, какие подвиги ты совершил.
– Я с тобой – сказал Левушка.
– Тогда вперед, – Давид поднял свой стаканчик.
– Вперед, – сказал чей-то незнакомый голос, хотя, может быть, Давиду это только показалось.
10. Филипп Какавека. Фрагмент 123
«Пора домой, пора возвращаться, – сколько раз я слышал эти слова! Разве не они тревожат меня с тех пор, как я научился слушать? Каждая вещь – и здесь, и за окном – твердит мне об этом, хотя сам я спрашивал их совсем о другом. Пора возвращаться, – говорит мне и это небо, и этот далекий горизонт, и твое лицо; прислушайся, говорят они, – настало это время, время расставаний. Ведь мир – это только возвращение, могут ли быть у него другие дела? А значит и у нас не может быть другой надежды, кроме этой. И верно: если что-то и зовется этим словом, так ведь только это – пора возвращения.