Руссиш/Дойч. Семейная история - страница 2

Шрифт
Интервал


Вот и старается жаждущий перемен правдами и неправдами разомкнуть крепкие объятия отечества, освободиться от опеки родного государства. Да не тут-то было! Силы ведь заведомо неравные. Немногим удаётся преодолеть обычаи и нравы эпохи, выпавшие на их долю. Отеческие устои всегда одержат победу.

Так что, может быть, лучше не брыкаться? Себе дороже. Ведь не случайно сказывают – чему быть, того не миновать. Что на роду написано, от того не уйти. Да и так ли уж она плоха – роль невольника государства, заложника времени? Ко всему приспосабливается человек, вырабатывая привычку, которая становится второй его натурой.

Часть первая

Глава I

Всю субботу 8 января 1905 года Георгий Аполлонович Гапон провёл в разъездах с одного питерского предприятия на другое. На Путиловском заводе, в мастерских Николаевской железной дороги, в цехах Невской мануфактуры, да и на многих других промышленных объектах столицы, присоединившихся к всеобщей забастовке, – везде его встречали с распростёртыми объятиями, под гром аплодисментов, как положено разве что самым знатным персонам из царствующей фамилии.

Большевики, меньшевики и прочие партийцы завидовали и недоумевали, каким таким образом доселе неизвестному и незамеченному в политических баталиях 34-летнему выходцу из провинциальной Полтавы удалось, едва ступив на землю столицы, реализовать мечту всех борцов с царским режимом – с ходу создать мощное «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», завоевать за короткое время небывалую популярность и повести за собой широкие народные массы. Левые и правые, либералы и радикалы, революционеры и реформаторы остолбенели от удивительной напористости пришельца, который, казалось, способен стать стержнем их объединения в единое целое. Перед российской оппозицией замаячил уникальный шанс избавиться от врождённого порока – жуткой раздробленности и агрессивного противостояния отдельных её отрядов.

По воспоминаниям, оставленным потомкам многочисленными очевидцами тех событий, Гапон обладал какой-то сверхъестественной магической силой, которая воздействовала на его слушателей религиозно-мистическим образом. Ни один из последующих великих три-

бунов отечества, ни картавый Ильич с оглушительным Троцким и мелодичным Бухариным, ни тем более медлительный Иосиф Виссарионович, ни любитель крепкой народной речи Хрущёв, ни Горбачёв с неправильными ударениями, ни уверенный в себе и своём окружении Владимир Владимирович Путин или страстный разоблачитель Алексей Анатольевич Навальный, не сгодились бы как ораторы, судя по свидетельским показаниям тех лет, и в подмётки этому уникальному Цицерону начала XX века.