Вдруг из густой пелены дымчато-серых облаков, сквозь шумные ветровые вздохи уловил я слабенький перезвон колокольчика!
Жаворонок? Но… в такую погоду, как говорится, порядочный хозяин и пса своего на волю не выпустит! Да и нам, старому с малым, не следовало бы нос высовывать.
С трудом нахожу на фоне клубящихся облаков крохотную черную точку. Вот откуда, вон с каких высот сыплет гроздьями нот отважный солист! Весну славит. Погода погодой, а всему свое время. О начале осени объявляют первая желтизна на березах и веселый школьный звонок, а о начале весны – вот этот, небесный. А колоколец, между тем, журчал, сверлил серебряной звенью облачную мглу; переливался так, что радость возвращения птицы на родину отозвалась во мне; теплее будто бы стало на душе.
Счастливая птаха! Вся жизнь с песней. Песней встречает рассвет, восход солнца, ею же провожает вечернюю зарю. Поет и весной и в начале лета. И что станется с этой ширью и с людьми, нашей душой, если вдруг умолкнет ее призывная песня?
– Слышишь? – коснулся я долговязого Юрия, стоявшего рядом, и сам затаил дыхание. Он задрал голову и, полураскрыв рот, стал слушать прерываемую ошалелым ветром тихую трель. “Так паёт, так поёт, на душе делаеца как-то гоже!” – ожил вдруг в памяти бабушкин говорок, вспомнил вкус ее горяченьких “жьваронков”.
– Угу – мотнул головой Юрик. В его глазах под русыми бровями светилась радость, а на припухлых губах, с пушком над верхней, играла полуулыбка восторга.
– А солиста этого знаешь? Слушал когда-нибудь его концерты? – поинтересовался я у Юрика, не теряя из вида темную точку. Жаворонок снижался. С высоты пяти-десяти метров он замолк и юрко спланировал на землю.
– Нет, не знаю. Птичка какая-то, – сказал Юрик в ответ, ничуть не смутившись.
– Да? – озадачил он меня. – Ты что? Иль к бабушке не ездил? Она… она из Капасова ? Не ошибаюсь?
– Ага. Оттуда. Но она… но я ни разу не слышал, – смешался парнишка и почему-то зашмыгал носом.
“Неужели и вправду не знает? – не верилось мне. – Может ли быть такое? …А сам я в его годы – знал? Может, зря грешу на парня?”
Да как же не знал! Разве забудутся годы военного лихолетья? Идешь по лугу, стелющийся ковром, а над тобой – птица поля. Так у нас называли жаворонка. Так и журчит, так и журчит с солнечного неба! Разве такое забудется?