– Ради Госпожи, Томас, – произнёс рядом со мной Йохан. – Что случилось, чёрт побери?
Я зажмурился и тут же представил улицы Абингона, объятые пламенем, больных и некормленых людей, которых оторвали от родного дома и поставили под копьё. Вспомнились мне кучи трупов, которые лопатами сгребали в братские могилы солдаты с перевязанными ртами и глазами, ослепшими от увиденного ужаса.
– Они и её с собой привезли, – это я сказал про ветеранов, побирающихся у городских ворот. – За ними, ранеными и увечными, до дома проследовала и чума, покуда Госпожа наша обратила свой лик на юг.
Йохан глянул на меня так, словно подумал, что я свихнулся. Может, и подумал, но в таком случае дурак дурака видел издалека.
– Если бы тётушка Энейд вела наше дело, так уж она бы такого, чёрт возьми, не допустила, – сказал Йохан. – Вот какими стали наши улицы, Томас.
– Ну и как бы она, по-твоему, не допустила долбаную чуму? – огрызнулся я настолько сердито, насколько вообще осмеливался при общении с братцем.
– Ладно, – буркнул он. – Да ты ведь понимаешь. Должно же быть… Ну не знаю. Хоть какая-нибудь жратва. И медицина. И…
Он притих, как видно, потому что вспомнил: всех врачей моложе шестидесяти, как и остальных, забрили в армию. Бóльшая их часть полегла от чумы под Абингоном, и стране пришлось от того ещё хуже.
– Вот какими стали наши улицы, – повторил Йохан, теперь уже совсем безутешно.
Я кивнул. Стали, что уж тут спорить.
В полумиле отсюда держал я харчевню, туда и повёл отряд. Заведение под названием «Руки кожевника», старинное и уютное – точнее, бывшее таким до войны. Сейчас, однако, было там совсем не так уютно. Стёкла в окнах стояли нового образца – толстыми квадратными вставками, а не ромбами в свинцовой решётке, как в старых зданиях, но теперь их наполовину разбили и заколотили досками. Вывеска повисла на одном гвозде, а главное, что тревожило, – никто не стоял у дверей. Все мужчины моложе сорока, что могли удержать в руках копьё, были, естественно, в армии, но Альфрид и в свои пятьдесят два был здоров и крепок, так что ему я и поручил охрану входа на время нашего отсутствия. Сейчас его не было.
Спешился я, привязал лошадь к растрескавшейся коновязи, припоминая времена, когда она была ещё гладкой и вся лоснилась от масла. Трое других наездников последовали моему примеру, и я жестом приказал Йохану, Анне и сэру Эланду идти за мной.