Молниесно подскочившие на крик санитары были готовы в момент повалить и связать Иферуса, хоть и, очевидно, с опаской и крайней аккуратностью, – новости в больнице расходятся быстро. Но, на их удивление, в происходящее вмешался Андрей Геннадьевич и, подав жест кистью руки, дал понять, что контролирует ситуацию. Уверен, не будь он священнослужителем, санитары не стали бы покорно слушаться его, но, к непреднамеренному удобству Андрея Геннадьевича, в больницах такого типа было очень тяжело встретить работника-атеиста. Слишком много они видели.
Перед телевизором снова остались двое: спокойный и безэмоциональный монах и импульсивный, поглощенный эмоциями солдат в отставке. При всем желании Иферуса создать напряжение в воздухе, ему никак этого не удавалось – слишком уж уравновешанным был его собеседник. Попытка вызвать в нем страх взглядом, что ввел одного из санитаров в состояние истерии, тоже провалилась, несмотря на то, что их глаза сцепились с того самого момента, когда они вновь остались вдвоем. Полный безумия взгляд Иферуса и равнодушный, пустой, смиренный взгляд Андрея Геннадьевича. Не отводя глаз, Иферус попытался занять прежнее положение в кресле, но по итогу даже сел поудобнее. Он ждал, когда же ему наконец-то ответят на его многочисленные вопросы. – Пути Господни неисповедимы, – по прошествию минуты произнес Андрей Геннадьевич. – Мне бы тоже очень хотелось знать ответы на эти вопросы. И при встрече с Всевышним это будет первое, что спрошу я у него: “Почему, Боже? Почему ты забрал их всех? Я понимаю, что тебе виднее и ты отправил их в лучшее место, но почему же, забрав их в рай, ты бросил тем самым меня в кипящем лавой аду? Почему не забрал меня вместе с ними, Боже?”. На глазах выступили чуть заметные слезы, которые аккуратным движением руки он вытер со своего лица. Взгляд стал куда более потерянным. Было видно, что Андрей Геннадьевич все больше и больше сомневался в собственных изречениях. Каждое пророненное им слово тщательно подбиралось, отчего речь лилась медленно, с изобилием длинных пауз.
– Боль… – он задумался на мгновение, – делает нас сильнее. Мы не способны понять этого при жизни, значит, поймем после нее. Я не знаю, по какой причине Бог забирал близких нам с тобой людей, но одно знаю точно – ему с небес все виднее.