Убийственно жаркое воскресенье. Первое такое жаркое после зимы.
Холостяки – самые больше мечтатели на Земле. Правда, на их мечтах, как и на мебели, лежит пыль. Но это не просто пыль. Это – признак совершенства. Признак выдержанности. Признак высоких вкусовых качеств, как сказали бы мы о вине. Поэтому любовь холостяков нежна. Холостяки любят очень нежно.
Они бывают старые и молодые. У старых чувства подернулись ряской, и кое-где пробивается тина скептицизма. С нежностью, как и с водой, происходят неприятные вещи, если она не течет.
Молодым же до воды далеко. Они иногда поглядывают на склонное к помрачению небо, откуда падают редкие крупные капли. Но эти капли падают, исчезая бесследно, в горячий песок под ногами, в исключительно немногих случаях проскальзывая перед этим по лицу. И только на губах остается соленый и горький привкус.
Возраст здесь не причем.
Парень в красном свитере присел на корточки перед городом. Город теплый, а парень мерз – октябрь как-никак. Протянул руки, распростер их над городом. Замерцали перстни на невидимых пальцах. Люди подняли головы, и я тоже. Выдохнули: "Закат-то какой! Быть грозе".
"Быть грозе… Быть грозе… Быть грозе…" – понеслись по асфальту желтые листья. Как котята, слепые котята тыкались в столбики ограждений, в ноги идущих вдоль них.
"Быть грозе", – лениво, толчками, как пульс, как мелеющая речка жерновами, ворочали языком улицы. Город постепенно остывал, а парень согревался. Тем более – бессонница. Он услышал что-то за спиной, обернулся. Шумел прибой, звал. Парень встал и пошел, утягивая за собой тучи.
Фонари вспыхнули и залили пространство жидким светом. Пространство стало видимым. Это ночь родила его.
Проспекты залихорадило, на мгновенье людей стало больше. Они двигались и быстро исчезали. Вот и последние нашли друг друга и ушли попарно.
Грозы так и не было.
ОБ ИСКУССТВЕ КАК О ЖЕНЩИНЕ
Искусство не выносит, когда мы касаемся его своими временными руками, разламываем, будто яблоко, и плюемся косточками. Оно не выносит нас, потому что оно – Вечно. Единственно, что дозволяется людям – творить его. А потом созерцать. В этом оно похоже на женщину, и вот вам разница между женщиной и проституткой.
Вряд ли можно творить бесконечно.
Что же касается штампа в искусстве и, в частности, в литературе, то у него есть некоторое обыденное, но действительное содержание, некоторое свойство соотношения с жизнью и остальным искусством, которое способно показаться изюминкой для эстета. Штамп может восприниматься как вовремя сказанная грубость, возвращающая читателя на грешную Землю, что иногда бывает полезно.