Избяной - страница 18

Шрифт
Интервал


– Так и будешь молчать и терпеть. – Дед словно читал её мысли. – Что ж ты раньше мне не растолковала про беду свою? Сказать боялась? Ты ж у нас одна, единственная-разъединственная. Нешто нам всё равно, что с тобой деется?

От тётки-Машиных травок понос прошёл, и в нужник Даша бегать перестала. Но с подружками с той поры не играла: завидев Дашу, девчонки со смехом разбегались, изображая испуг:

– Вон Дашка идёт, бежим от неё!

– Даша, иди штанишки смени, у тебя понос по ногам льётся!

Даша задирала платье и со страхом смотрела на свои ноги. Поняв, что подружки её обманывают, уходила с улицы домой, понуро наклонив голову и вперив глаза в землю.

Дразнили её не один год, не испытывая жалости, как это принято у детей. И только Стёпка каялся и просил его простить, но Даша непримиримо мотала головой и уходила в дом. Встречая Стёпку на улице, смотрела сквозь него, словно его не было.

Стёпка не успокаивался, бросал через забор Дашины любимые конфеты «Кара-Кум» В Клятовском сельпо таких не продавали, «Кара-Кум» Стёпкин отец привёз из города по его просьбе. Конфеты лежали на траве, размокали от дождей и превращались в грязные комочки.

Противостояние продолжалось три года. А на четвёртый обезумевший от любви Стёпка вкатил в негубинскую калитку велосипед, подаренный ему отцом на шестнадцатилетие. Он так давно о нём мечтал, а теперь понял, что без Дашки велосипед ему не нужен, кататься с ним она не согласится, а других катать он не хотел. Долговязая и нескладная в свои тринадцать лет, в Стёпкиных глазах Даша была королевой. Может, примет велосипед в знак прощения? Нельзя же злиться столько лет! Он любит её, изводится по ней ночами, а ей всё равно.

Велосипед Дашин отец привёл обратно в кожинский двор. На незаданный вопрос помотал головой: «Не берёт. Сказывает, не надо ей от тебя ничего».

4. Спаси рабу твою…

В свои тринадцать лет Даша не желала взрослеть и оставалась озорной девчонкой, уверенной в своей безнаказанности. Проделок её было не перечесть.

– Смотри, накажет тебя домовик, – ворчал дед.

– Не накажет! Он меня оберегать должен.

– Это покуль ты себя ведёшь справно. А от тебя одни неприятности. Вчерась молоко разлила и кринку разбила. Сама, говоришь, кринка-та упала? А кто мимо бежал да на стол налетел, с места его своротил? Не ты? А кто ж тогда? Нехорошо, внучка… А скрыню кто запер? Теперь замок ломать придётся. Скажешь, не ты? Запирала-то чем? Гвоздём?